– Не стой в дверях, Джек. На улице холодно.
С искаженным болью лицом та переступила порог.
– Скажи мне правду, Фрэнки. – Она повернулась к подруге: – Это твой роман?
Фрэнки скрестила руки на груди:
– Вот так вопрос.
Джек придвинулась к ней вплотную.
– Знаешь, я ведь читала все, что ты когда-либо писала. Каждый черновик, каждую фразу, до и после редактуры. Твои тексты я знаю не хуже, чем тебя саму. А это… – она встряхнула рукописью, – это с самого начала было на тебя ни капли не похоже.
Фрэнки замерла, улыбка застыла на ее губах. Она прекрасно понимала, что ничего не выйдет, что будет только хуже, что Джек ни за что на свете ей не поверит, и все же сказала:
– Так в этом вся и соль, разве нет? Гарольд хотел чего-то нового, неожиданного.
Джек покачала головой.
– Брось, не будь такой суровой, – отмахнулась Фрэнки, и ее нарочитый, пронзительный смех эхом прокатился по комнатам.
Джек смотрела на нее глазами, полными слез, в которых читалось нечто похожее на грусть. Она протянула ей лист бумаги – титульную страницу. Ту самую, припомнила вдруг Фрэнки, на которой было от руки написано короткое посвящение:
– О чем ты только думала, Фрэнки? А если бы она объявилась и рассказала всем, что роман не твой? Или ты ей что-то предложила в обмен на молчание?
Фрэнки почувствовала, как ее губы дернулись и улыбка сползла с лица. А затем, лишь потому что не могла больше лгать всем на свете о стольких вещах одновременно и меньше всего хотела лгать Джек, обреченно произнесла:
– Я не боялась, что она объявится.
Джек рассмеялась:
– Господи, только посмотрите, какая храбрая.
Фрэнки подошла к камину и швырнула в огонь рукопись, которую всучила ей Джек. А когда снова решилась заговорить, ее голос звучал еле слышно.
– Я не хотела. Само собой получилось.
– Да как это могло получиться само собой?
– Это все Гарольд. Ты же его знаешь. Он без конца наседал, наседал. А я честно пыталась все исправить. Ходила в библиотеку и писала. Писала каждый день, всю себя вложила в новую рукопись, всю без остатка и даже больше. Но ему и этого было мало. Они хотели чего-то новенького.
Джек молчала, на ее лице все явственнее выражался ужас.
– Не смотри на меня так. Пожалуйста, я этого не перенесу. – Фрэнки отвернулась к камину. – Самое смешное, мне ведь он совсем не понравился. Роман, я имею в виду. Я ей так и сказала: не думаю, что это хоть кто-то захочет напечатать. Сюжета ноль. – Она покачала головой. – Так и сказала. Вот какой я была дурой. Но она наседала, совсем как Гарольд. Я и читать-то его не хотела, но отказаться было невозможно. Мы торчали в палаццо, кругом это чудовищное наводнение, деться некуда. Я пыталась, пойми же наконец. Я пыталась из этого выпутаться, но мне не позволили. Заманили меня в ловушку. – Фрэнки умолкла, заметив, что Джек разглядывает ее, вытаращив глаза, чуть приоткрыв рот. – Что? – спросила она. – Что такое?
Джек снова качала головой.
– Ты говорила, что не виделась с ней после того, как мы с Леонардом уехали. Что в палаццо она больше не приходила. Ты говорила, ты клялась, что в последний раз видела ее наутро после нашего похода в ресторан.
Фрэнки потерла виски.
– Я говорила?
– Да, да, говорила, – подтвердила Джек. – Ты меня уверяла, что это правда. – Она отпрянула, споткнулась. – Господи, Фрэнки, что…
Фрэнки уронила руки.
–
Она вовсе не чувствовала той уверенности, с которой произнесла эти слова, но убеждала себя, что Джек не может знать и ни за что не поверит, будто ее подруга, пусть и присвоившая себе чужой роман, способна на подобное зверство.
Когда Джек снова открыла рот, с ее губ сорвался едва различимый шепот:
– Зачем ты поехала в Рим, Фрэнки? Потому что… в Венеции что-то случилось?
– Случилось?
– С Гилли. Ее гибель… это правда был несчастный случай?
Фрэнки хотелось солгать, и это было бы разумнее всего. Джек сильная, но даже ей не вынести правды, никому из них не вынести этой правды. Что до Фрэнки, то и ей несдобровать – если выяснится, какую роль она сыграла в смерти Гилли, если станет известно, что это она во всем виновата, будет новое расследование и ее отправят в тюрьму. Она понимала все это с ужасающей, кристальной ясностью. Но, несмотря ни на что, сделала глубокий вдох и сказала правду:
– Я не знаю.
Из комнаты словно высосали весь воздух.