Дворянин без титула

Мне хотелось самому поговорить с человеком, с которым Пушкин шесть лет прожил бок о бок. Всё-таки мнение Александра о приятеле это одно, а своя оценка — совсем другое. Но не будить же человека. К тому же Пущин из лицея выпускается прапорщиком в Лейб-гвардию Конной артиллерии, место дислокации которой в Санкт-Петербурге. Так что, думаю, мы с ним скоро увидимся и не один раз.

Глава 3

Ох, лето красное! любил бы я тебя,

Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.

11 июля 1817 г.

Понимаю, что от Санкт-Петербурга до Михайловского путь не близкий, но трое суток в карете с остановками только на почтовых станах, где ямщики меняли лошадей, это, на мой взгляд, перебор. Невзирая на предусмотренные тюфяки, за время пути я избил себе все бока, а задница плоская стала. От Лёвы, не устаивающего трещать по любой причине, а то и вовсе без неё, уже уши в трубочку сворачивались.

Вот ведь как бывает. Не успел я получить свидетельство об окончании Царскосельского лицея, как через день появилось Отношение А. Н. Голицына к Нессельроде с извещением, что Александр I определил Горчакова, Ломоносова,Корсакова, Гревеница, Кюхельбекера, Юдина и Пушкина в Коллегию иностранных дел. На следующий день я уже распаковывал вещи в квартире на Фонтанке, снятой родителями в доходном доме Апраксина. Ещё через несколько дней мы с однокашниками приняли присягу в коллегии, и я стал её полноценным сотрудником.

Ну как полноценными. Принеси, подай, пошёл на хрен, не мешай. В начальники мне достался Иоанн Антонович Каподистрия, деятельность которого касалась внешней политики в отношении чуть ли не всего мира. Беготня в архив, приготовление переводов и выписок из указанных документов — таков был мой скромный трудовой вклад в дела Коллегии.

Работа не бей лежачего, тем более для человека, знающего языки. Благодаря моторике предшественника, письмо у меня было чистое, но отсутствие стальных перьев реально бесило. Я уже подумывал с первой зарплаты заказать себе с дюжину перьев по собственным чертежам и даже выяснил, где возьмутся за такую работу, но всё обломали родители.

Доктора, видите ли, посоветовали матушке до родов пожить на природе. А то, что до имения её покойного отца, а ныне принадлежавшего моей бабушке, женщина на пятом месяце будет трое суток в карете трястись, так это мелочи. Беременность ведь не болезнь. Плюс ещё отец начал подзуживать, мол, жизнь в Михайловском для протекания беременности то, что надо. А уж в деревне он так развернётся, и в город мы вернемся, чуть ли не миллионщиками. Угу, фантазёр на пенсии. Что-то в Болдино он не рвётся, а вот у тёщи сам Бог велел порядок навести.

Да и ладно бы родители одни к бабке укатили, так ведь и меня с собой заставили ехать. По их мнению, я — молодой повеса и без родительского присмотра квартиру превращу в шалман и вертеп. Ну и в результате сдохну либо от венерических болезней, либо утону по пьяни в Неве.

В общем, не успел я устроиться на службу, справить себе форму и проработать пару недель, как пришлось просить отпуск до середины сентября, якобы для приведения в порядок домашних дел. К моему удивлению, отпуск без содержания дали без проблем. Даже подорожную на выезд в Псковскую область выправили менее, чем за неделю. Всё-таки служба в коллегии имеет свои плюсы.

Весь мой багаж уместился в один большой саквояж, и то, основное место в нём занимала обувь, купленная в Немецкой слободе, и комплект походной одежды. Парадную форму Коллегии, вместе с фуражкой и лаковыми штиблетами, родители пристроили в сундук с отцовским скарбом.

К усадьбе в Михайловском мы подъехали засветло. Дворня, издалека услышав звон поддужного колокольчика, успела распахнуть ворота, запуская нашу запылённую карету во двор. Похоже, нас с нетерпением ждали. Двор был чист и ухожен, прислуга принарядилась и выглядела опрятно, а крутобёдрая молодка, которая выскочила на крыльцо, держа на блюде хлеб с солью, и вовсе была одета в нарядный сарафан и богато вышитый высокий кокошник.

Не успело наше семейство выгрузиться из кареты, как на крыльце появилась бабушка, а за её спиной маячила няня, не решаясь выйти на крыльцо, чтобы ненароком не задеть широкую юбку бабули.

— Хлеб — соль вам, гости дорогие, гости званные и желанные, — нараспев произнесла Мария Алексеевна.

Первым пышный каравай отведал отец, вытерев затем пальцы белым рушником, на котором покоилось блюдо, и пошёл обниматься с бабушкой, а там и наша очередь наступила.

Вкус деревенского хлеба, который испекли в русской печи, ни с чем не перепутать. По крайней мере у меня, ещё слабо знакомого с кулинарией этого мира, этот хлеб прочно занял своё место в списке гастрономических приоритетов. Вкуснотища — словами не передать!