Дворянин. книга первая. часть первая (СИ)

Сначала прозвучал выстрел, и Сильвер завалился на Рыжего. Потом впереди резко падает дерево, заслоняя нам дорогу. Разбрасывая подрубленные и специально установленные ёлки, выскочили на нас четыре или пять всадников. За ними пешие мужики с топорами и кольями в руках. Я тут же вытаскиваю пистолет и стреляю в лошадь, несущую на меня всадника с рогатиной в руке. Стрелять во всадника я даже не пытался. Попал как-то слишком удачно. Лошадь кувыркается вместе с всадником, слышу частые выстрелы Фатея. Над головой бабахает выстрел служивого, сидящего на козлах балка. Вываливаемся с Воробьёвым с разных сторон с возка. Впереди уже вертится Фатей с одним из нападавших. У него на руке болтается разряженный пистолет, а в руке турецкий кривой клинок. И в кого он успел расстрелять столько патронов? Сзади крики. Долго не заморачиваюсь, опять стреляю в бок лошади противника Фатея и поворачиваюсь назад. Там, взобравшись на крышу балка, орёт служивый, размахивая разряженным оружием. Орут нападающие. Далеко в кювете лежит Воробьёв, завалившись набок. Сзади ещё топчутся два конных и подбегают пешие. Слышится выстрел из дверей балка. Первый из бежавших пеших к нему нападающих падает.

Я стреляю в ближайшего конного и промахиваюсь. Он чуть приподнимает лошадь на дыбы, опуская её на задние ноги, намереваясь прыгнуть на меня. При этом защищается шеей лошади. Мне ничего не остаётся делать, как прыгнуть в возок обратно, бросив копьё. Успеваю на карачках оттолкнуться, как тут же сзади опускается клинок, на место, где я только что был. А потом падает и тело нападавшего, в длинной серой окровавленной шинели. За ним Фатей с окровавленным клинком в руке. Я выскакиваю с другой стороны. Слышу крик: «айда!». Последний конник и пешие оставшиеся в живых нападавшие мужики удирают в лес. Стреляю, последним оставшимся зарядом вдогонку удирающим. Руки трясутся от возбуждения, и я, скорее всего, опять промахиваюсь.

— Семёна и Воробьёва в балок с печкой. Служивым зарядить оружие. Фатей на страже — отдаю команды Захару и Савве, который просидел под козлами своего возка в обнимку с Ремом.

— Осторожно — сам помогаю им и зажигаю лампу от щепки, которую сунул в печь.

Надо бы зарядить пистолеты, но не могу себя пересилить и надеюсь, что нападавшие теперь уже не сунутся.

С Воробьёвым, вообще ничего непонятно. Вроде живой, но в полной «отключке». У Семёна, слава богу, пуля величиной с хорошую косточку, пробила тулуп с одной стороны и прошла вдоль по широкому ремню с медными бляшками. Пуля по касательной, вспорола мышцу на боку спины. Не достала до позвоночника, и похоже, что больше урона и не нанесла. Сильно выручила медная бляшка, она и срикошетила. Крови много. Очень надеюсь, что отделается только большим шрамом, а не отбитыми внутренностями. Семён тоже без сознания, выстрел в упор, и удар пули был очень сильный. Я очень надеюсь, что заряжали некачественным русским порохом, да ещё и в мороз. Достал походную аптечку, в большой тряпичной сумке-коробке, которую лишь недавно начал сбирать. И как я мог об этом раньше-то забыть? Сейчас я стал часто заходил в Старую Тульскую аптеку к Фридриху Адерману. И, о чудо, увидел там бензин, как средство против вшей. Заказал себе сразу пять литров. А в этой аптеке, чем только не торговали, от косметики до сейфов, что меня крайне удивило. Большинство товара было из-за границы и стоило немало, но жизнь — дороже, посчитал я. Проблема возникала и в незнании старых названий. Я знал, что в девятнадцатом веке большинство раненых умирает от банального загрязнения и нагноения ран. Поэтому пока купил спирт, вазелин и концентрированную опиумную настойку от бессонницы. С помощью деда Ивана, мы сделали мазь на основе хвойной кедровой живицы с барсучьим жиром и пчелиным воском. Чистые бинты, прокипячённые в настое ромашки, были закрыты в стеклянной банке. В другой банке, была режущая загнутая серебряная игла с шелковой ниткой, изготовленная знакомым ювелиром, и маленькое лезвие. Вот же. Тоже понадеялся на русский авось и не сделал нормальный скальпель.

Пришлось звать одного из служивых, больше оказалось некого. На крестьян надежды нет. Захар с Саввой собирали лошадей, таскали трупы и оружие в кучи под присмотром Фатея и другого служивого. Мы почти полностью раздели и перевернули Семёна, предварительно напоив настойкой опиума. Быстро обработал всё спиртом и стал зашивать рану. Зашив, опять обработал спиртом, промочил, быстро наложил мазь с тампоном.

— Чуть приподымай, я забинтую. Раны не касайся — командую служивому, во все глаза наблюдавший за мной. — Хорошо. Аккуратно поднимаем наверх.

— А вы дохтур? — полицейский.

— Нет, Пётр, но кое-что умею — снимаю фартук и складываю назад инструменты, протирая их спиртом. Рваная рана, но не сильно глубокая. Но крови Семён потерял много. И какого хрена, я поперся, по этой дороге? Лучше бы объехал. Потом спохватился и кинулся заряжать пистолеты сначала свой, а потом и Фатея.

— Так, что у нас? — спрашиваю его, выскочив из балка.