Дворянская дочь

Я не решилась откровенно сказать обо всем Алексею, да он и не просил об этом. Время развяжет этот узел. Опасность, тяжелые испытания, выпавшие на мою долю, могли служить извинением для моей двойственности, избавляя меня от угрызений совести.

Наступил май, а Алексею так и не удалось ничего узнать об отце. Но я была приятно удивлена, узнав от него, что дочь доктора Боткина получила на Пасху открытку из Тобольска, подписанную Александрой и всеми ее детьми.

— Я могу сообщить вам, — добавил он, — что Николая и Александру с кем-то из детей перевезли дальше на восток, в Екатеринбург, остальные должны вскоре последовать за ними. В Екатеринбурге сильная большевистская власть, похоже, надзор за ними будет там гораздо строже.

— О Господи! — воскликнула я. Неужели было недостаточно глумления толпы, изгнания и забвения! Что же еще их ожидает?

Измученная тревожным ожиданием известий об отце, я продолжала каждую неделю посещать Чека на Гороховой. В ответ на мою очередную просьбу сообщить хоть что-нибудь о нем, меня провели на третий этаж, где находился кабинет Урицкого, начальника петроградской Чека. Я вошла в большую, опрятного вида комнату, служившую ранее столовой, с ободранными обоями, портретом Ленина, рваными тюлевыми занавесками и креслами с порванными сиденьями, окружавшими длинный стол из красного дерева.

Я походила по комнате, потом остановилась у высокого окна, выходившего на грязный двор. Положив руки на талию и высоко подняв голову, я приняла свою обычную позу, которой меня учила Вера Кирилловна и которая всегда помогала мне сохранять самообладание. Так я и стояла, когда в комнату вошел Бедлов, и я невольно содрогнулась от страха и отвращения.

— Татьяна Петровна, как я рад возобновить наше знакомство, — Бедлов протянул мне руку. Я не шевельнулась.

Тогда он сказал:

— Товарищ Урицкий попросил меня заняться вашим вопросом. Не угодно ли присесть? Нет? Что ж, если не возражаете, я присяду.

Он нашел единственный стул с целым сиденьем и боком уселся на него, положив свою толстую короткую руку на стол.

— Что с моим отцом? — резко спросила я. — Когда я смогу его увидеть?

— Татьяна Петровна, — Бедлов поднял указательный палец, — будьте благоразумны. Разве таким тоном просят об одолжении? Ведь вы просите об одолжении, разве не так?

Я опустила глаза и сказала как можно более мягким тоном:

— Я была бы вам очень признательна за известие об отце.

— Вот так-то оно лучше. Ваш отец в настоящий момент находится в Кронштадтской морской тюрьме. Разрешат ли вам его увидеть или нет, это зависит от вас.

Я застыла от ужаса. Отец в Кронштадте, в этом логове свирепых матросов, куда заключенных отвозят из Петрограда на расстрел!

— Вы говорите, что разрешение посещать отца будет зависеть… от меня?

— Ну, это зависит от того, скажете ли вы, где скрывается генерал Майский, бывший начальник штаба вашего отца, или кто-либо еще из его бывших офицеров, с которыми нам бы очень хотелось увидеться.

— Генерал Майский был застрелен прошлым летом при попытке к бегству.

— Не очень-то убедительная история. Я ведь не простой солдат, Татьяна Петровна, чтобы этому поверить.

— Тогда вы и не так просты, чтобы поверить мне, будто я знаю, где генерал Майский, если он жив, конечно. — Я старалась говорить спокойно, но чувствовала, что краснею.

— Неплохой ответ, Татьяна Петровна. — Бедлов прищурил свои маленькие глазки, и я вдруг с ужасом почувствовала, что нахожусь полностью во власти этого страшного человека, который играет со мной, как кошка с мышкой.

— Интересно, — проговорил он, — станете ли вы так же упорствовать, как ваш отец. Я думаю, что все-таки вам лучше присесть, Татьяна Петровна, — добавил он, в то время как я вся похолодела от страха. — Присаживайтесь, не стесняйтесь.

Я без сил опустилась на пододвинутый им стул.

— Я открою окно, что-то здесь душно. — Он широко распахнул окно, затем снова уселся на свой стул.

На несколько мгновений я закрыла лицо руками, стараясь побороть в себе приступ слабости.

— Вы его пытаете? — с трудом выговорила я.

— Пытаем? Что вы, Татьяна Петровна, мы не столь примитивны. Я имел в виду психологическое давление.

— Так чего вы от него хотите?

— Советская власть намерена устроить суд над Николаем Романовым, где он ответит за свои преступления. Мы хотим, чтобы ваш отец как генерал-адъютант и один из советников бывшего царя дал показания о том, что именно царь вовлек Россию в эту империалистическую бойню с целью отвлечь народные массы от борьбы за свои права. Ведь вы же знаете, Татьяна Петровна, сколько горя и страданий принесла эта война не только русскому народу, но и трудящимся массам всех воюющих стран. Я прервала его разглагольствования:

— Это ложь! Наш государь сделал все, что было в его силах, чтобы избежать войны. Он даже поначалу отменил приказ о мобилизации вопреки совету военного министра. И даже если вы вынудите отца дать такие показания, то ни один суд не примет во внимание свидетельство, полученное вашими методами. — Я вспомнила, что в этом самом здании были такие тесные камеры, где арестованные не могли лечь и им не хватало воздуха.