Дворянская дочь

Несмотря на занятость, я делала все, чтобы мой муж хорошо питался и достаточно отдыхал. Я готовила ему чай после ужина, пыталась вникать в его исследования. На фортепьяно я аккомпанировала его скрипке. Я относилась к нему с одной стороны как к выдающемуся ученому, с другой стороны, как к эксцентричному любимому дяде. Я скорее была нежна, чем страстна в постели. И все чаще и чаще на лице Алексея расцветала улыбка.

— Я думал, огонь в моей крови уже погас, — как-то сказал он. — Но ты делаешь меня вновь молодым. Я полон научных задумок.

И он подробно рассказывал, расхаживая у кровати, пока я пила утренний шоколад, о возникающих новых теориях ядерной физики, рожденных открытием радиоактивности.

Согласно этой теории частицы атома удерживаются вместе огромными силами. Атом с его электронами вращается подобно Земле в галактике.

— Вы видите, Татьяна Петровна, теперь мы знаем, что нет такого понятия, как неподвижный объект. Все находится в движении. Все находится в состоянии диффузии. Мир физики постоянно расширяется. Эта концепция настолько же революционна, как и теория Коперника о Вселенной, и это окажет огромное влияние на жизнь людей. Возможно, это приведет человека к осознанию того, что он уникальное существо на нашей планете и что его величайший долг сохранить и лелеять это существо и среду его обитания.

Он взял пустую чашку, покоящуюся на моем огромном животе, явно гордясь моей беременностью.

— Наш ребенок, Татьяна Петровна, может быть свидетелем этого.

Я хочу этого больше всего, но, подумала я, чтобы научная революция сделала свое дело, необходима также соответствующая трансформация человеческого сердца.

Кроме самых сокровенных моментов, Алексей звал меня по имени-отчеству, я обращалась к нему неизменно на «вы». Формальности общества, в котором я выросла, оставляли неизгладимый отпечаток. К счастью, Алексей был одновременно и щепетильным и сдержанным.

Я, со своей стороны, вставала и одевалась первой и никогда не показывалась в ночной рубашке и тапочках за пределами «приватных апартаментов», как он называл нашу спальню. В то время, как я требовала от него соблюдения дворцовой вежливости и приличий, он требовал от меня прилежания и строгого соблюдения графика в моих занятиях на фортепьяно. Он знал, когда нужно настоять на своем и когда пойти на попятную. И я была довольна. Только иногда, сидя над своими учебниками, я заглядывалась на листья платанов и дикая тоска вдруг охватывала меня, вызывая из прошлого воспоминания, как мы со Стефаном несемся вскачь в веславских лесах, а за нами лающая стая собак…

В один прекрасный день в конце мая, когда уже зацвели платаны и конский каштан, я, как обычно, шла домой из Русского Центра к табачному киоску на нашей улице за вечерней газетой. Прогулка в гору вызвала зверский аппетит. Голова у меня закружилась, я чуть не потеряла сознания от голода и была вынуждена облокотиться на прилавок.

Хозяйка за кассой — дородная женщина в грубом сером свитере, с небольшими серьгами, обычно вяжущая что-то грубое и серое. Но на этот раз она вязала что-то мягкое и голубое для «маленькой русской дамы», как она называла меня.

— Ну, как чувствует себя ваш маленький?

— Я думаю, он голоден, — ответила я, чувствуя, как ребенок бьется в моем животе.

— Да, ему что-то надо поесть. — И она положила на газету шоколадный батончик, завернутый в фольгу. — Это — для него. А это — ваша газета. Кажется, война очень плохо складывается для Польши.

Мы с Алексеем очень внимательно следили за польско-советским конфликтом. Дерзкий захват поляками Киева раздразнил Красную армию, и она всей своей мощью обрушилась на захватчиков.

Я пробежала газетные заголовки. «Поляки отступают», прочитала я, и сразу под этим заголовком таким же крупным шрифтом: «Стефан Веславский жив».

— Мадам, что случилось, вам нехорошо? — услышала я голос хозяйки киоска.

Я оказалась на полу, посыпанном опилками. Хозяйка табачной лавки наклонилась ко мне, хлопая меня по щекам и объясняя покупателям:

— Это голодный обморок. Она в положении. Ее надо отвезти домой! Это жена профессора Хольвега, ее нужно посадить на номер 27-бис.

«О, русская», — загомонили вокруг. Водитель такси, который подошел со стоянки, предложил свой автомобиль. В такси меня проводили двое рабочих, которые пили аперитив в соседнем кафе. Хозяйка табачной лавки помогала им. У дверей своего дома я все еще была не в силах преодолеть три крутых этажа. Водитель такси и консьержка сделали кресло из рук, чтобы поднять меня наверх и за свои заботы были встречены потоком русских ругательств няни. Водитель отказался от денег и уехал. Хозяйка табачной лавки осталась ухаживать за мной до прихода Алексея, которому она позвонила в лабораторию.

— Это голодный обморок, она же в положении, — объясняла она снова и снова.