Она кивнула Алексею, как бы желая сказать ему: «Ну что я вам говорила, она даже и не вспомнит, как плохо ей было».
Вслед за ней ко мне подошла свекровь.
Я спросила ее, как Алексей перенес это испытание.
— Ужасно. — Она улыбнулась, и сразу стало видно, какой красавицей она когда-то была. — Я думала, он всю свою бороду выщиплет. Но теперь он — самый счастливый и самый гордый отец на свете! Питер Алексей выглядит в точности как его отец, когда он родился, только тот не был таким длинным.
Услышав это, я потребовала, чтобы мне показали сына. Медсестра принесла его, туго запеленутого, и уложила его мне под мышку. Он спал глубоким сном с надменным и суровым видом. Я осторожно покачала его, чтобы разбудить. Он открыл блуждающие глаза пронзительно синего цвета и посмотрел вокруг так, как оглядывал лекционный зал Алексей, поднявшись на кафедру. Взгляд его словно говорил — зачем вы все собрались здесь и беспокоите меня? Неужели вы не знаете, что у меня есть куда более интересные и неотложные дела?
Как же он похож на своего отца, разочарованно подумала я. Однако, когда я погладила мягкий пушок на горячей головке и вложила палец в крошечную ручку, которая тотчас же крепко его сжала, подчиняясь хватательному рефлексу, эта теплота и эта нежность наполнили меня безграничным блаженством. Никогда раньше я не испытывала столь восхитительных ощущений.
Алексей снова подошел поближе, растерянно теребя бородку.
Я показала ему ручку Питера с длинными пальчиками и просвечивающими розовыми ноготками.
— Какая она изящная, — изумленно проговорил мой муж, — такая крошечная и такая совершенная по форме. Подумать только, у меня сын! Я чувствую себя сильным и в то же время ни на что не годным. Невероятно, фантастично…
Было ясно, что он видел здесь бесконечные возможности, как при разложении бинома.
Питер тем временем побагровел и могучим ревом дал понять, что хочет есть.
— Вот это голосок так голосок! — Няниному восторгу не было границ. — А как он корчится! До чего же он сильный, мой Петенька, да еще и на свет ножками вперед вышел. Необыкновенным человеком вырастет, это уж точно.
Она протянула руки к малышу.
— Возьми его, няня, — сказала я.
Прежде чем успела возразить медсестра, няня уже прижимала Питера к плечу, а рука ее уверенно поддерживала его головку. У нее на руках ему наверняка было очень удобно, потому что он сразу же прекратил рев и снова заснул глубоким и суровым сном, уткнув свой надменный нос ей в плечо. А она оглядела всех, в том числе и меня, торжествующим взглядом собственницы, из которого было ясно, что растить ребенка будет она и никто другой.
В течение дня меня буквально завалили цветами, а поздно вечером пришла телеграмма из Польши. В ней было написано: «МОЛОДЧИНА ТЧК ТВОЙ БРАТ». Мое приподнятое настроение вмиг улетучилось.
На следующее утро Алексей пришел в ужас, застав меня в слезах:
— Татьяна Петровна, что произошло? Что-нибудь не так? Я в чем-то провинился?
— Нет, нет, конечно же, нет. Я просто думала о папе… Как он был бы счастлив, если бы мог увидеть Петю.
Произнеся это, я и в самом деле подумала об отце, и слезы с новой силой брызнули у меня из глаз.
Алексей, пытаясь как-то меня утешить, похлопал меня по руке, но это не помогло. Меня все вокруг раздражали — и свекровь, и все остальные, кроме няни. Бедный Алексей никак не мог понять, что со мной происходило, а было со мной то, что акушеры именуют послеродовой депрессией. Но на третий день я впервые покормила Питера.
Как только он начал сосать мое молоко, от слез моих не осталось и следа, и я теперь была целиком поглощена лишь тем, как не по дням, а по часам, от одного кормления к другому чудесно развивается и невероятно растет мой сын.
Алексею было непонятно, что же необыкновенного в этом существе, чей разум еще не начал функционировать. Куда больше его взволновало известие об утверждении его в должности профессора Сорбонны.
— Я так рада за вас, Алексей, — сказала я.
Его обидело мое очевидное безразличие к его карьере, а меня — его мнимое безразличие к сыну. Он сделал слабую попытку оправдаться:
— Но ведь он же все время спит, и он так похож на других.
— Что, он будет говорить, что Питер Алексей, его собственный сын, похож на других?! — дружно накинулись на него мы со свекровью.
На шестой день после родов я рискнула выйти на балкон, выходивший во внутренний дворик, когда тихий стук в дверь заставил меня метнуться обратно в сторону кровати.
— Entrez[54]
, — сказала я, едва переводя дыхание, и в палату ступила графиня Лилина — элегантная, розовощекая, надушенная и необычайно женственная.— Вы вставали с постели, — укоризненно сказала она.
— Но ведь это же так глупо — лежать, когда я прекрасно себя чувствую. Я готова отправиться домой, но мой врач и слышать об этом не желает. Вера Кирилловна, я так рада, что вы пришли. Мне так скучно! А как вам удалось пройти мимо главной медсестры? Она ведь гроза всех посетителей.
Посещать пациенток разрешалось только ближайшим родственникам, а все остальные, прежде всего репортеры, в родильный дом не допускались.