Дворянская кровь (СИ)

— Не вижу в этом проблемы. Можно прямо сейчас послать за художником человека, и уже через час он будет здесь.

Я попросил прадеда отправить кого-нибудь из слуг в управление, чтобы тот отнёс записку от нашего жандарма. Но, как оказалось, этого делать не нужно. Иван Иванович прибыл к нам в сопровождении своего подчинённого. Его и использовали в качестве гонца.

Пока будем ждать, прадед предложил гостю отобедать, и тот не отказался. Я с ними не пошёл, а вместо этого удалился в свою комнату и, вооружившись бумагой с карандашом, начал вспоминать все, связанное с фотороботом.

Как я не ломал голову, вспомнить смог только незначительные детали. Собственно, только то, что рисуют отдельные распространённые типы частей лица. Форму головы, глаза, нос, губы, подбородок. Потом из этих частей складывают лицо, исходя из рассказа свидетеля, потерпевшего или, как в нашем случае, преступника. На первый взгляд, при наличии рисунков этих фрагментов, кажется, что ничего сложного в этом нет. Но я почему-то точно знаю, у меня вряд ли получится сложить лицо даже хорошо знакомого человека. Так и провел у себя в комнате этот час, ломая голову, и пытаясь ещё что-нибудь вспомнить. Но не получилось.

Художник выглядел, как гусь. Вот похож он чем-то на эту птицу и, наверное, из-за этого его сложно было воспринимать всерьёз. Весь какой-то нескладный и при этом напыщенный. Совсем не производил он впечатления специалиста. Как выяснилось, я ошибался. Оказался очень даже толковым человеком, идею схватил на лету. При этом так увлекся, что с места не сдвинешь. Он тупо забил и на свое начальство в лице нашего жандарма, и на остывающую еду. Просто сел за стол, нарезал бумаги и начал рисовать, время от времени поднимая к потолку затуманенные глаза.

Иван Иванович изобразил жест, напоминающий поведение провинившейся собаки, которая лапами прикрывает голову, и произнес:

— Это теперь надолго.

И как-бы извиняясь, добавил:

— Очень увлекающийся человек, творческий.

Это творчество затянулось на добрых три часа. За это время мы реально задолбались разговаривать ни о чем.

Дошло до того, что мы с жандармом начали спорить о способах рыбалки. Как выяснилось, о спиннинге здесь и не слышали. Благо, хватило ума не бросаться непонятными словами. Я просто спросил, каким образом он ловит хищника? Ответ, честно сказать, убил, потому что прозвучал, как вопрос:

— А на фига его специально ловить? Я его забираю, если в сети попадёт. А ловить я предпочитаю красную рыбу. Я не сразу понял, что под красной рыбой он подразумевает осетровых. Сложно что-то доказать человеку, предпочитающему ловить осетров. Ему, действительно, на фиг хищник не нужен.

Эти разговоры меня реально раздраконили. Даже неожиданно для себя я затосковал. Так захотелось посидеть возле водоёма с удочкой, вспомнить трепет, присутствующий при вываживании достойной добычи. Хряпнуть стопочку под горячую уху и посидеть у костра в приятной компании. Аж сердце защемило. Благо, что эти мечты были прерваны одним из слуг, который поставил нас в известность, что (дословно) малахольный барин пришёл в себя. Поневоле пришлось засмеяться, настолько это было смешно. Когда подошли к художнику, и он продемонстрировал результаты своей работы, мы осознали, что наше ожидание не прошло даром. Когда этот гений изобразительных искусств за пару минут сложил из фрагментов сначала лицо своего начальника, а потом и деда, усидеть спокойно на месте не смог никто.

Всем вдруг захотелось увидеть лицо врага немедленно. Поэтому дружно собрались, взяли с собой казаков в охрану и поехали в жандармское управление, где и находился наш чудо-родственник. Добрались быстро и уже через полчаса я смог заглянуть в глаза своего врага.

Смотрел сейчас на человека, превратившего нашу жизнь в ад, и реально не понимал. Как можно было так опуститься за такой короткий срок?

Времени после нашего отъезда прошло всего ничего, а человека, как подменили. Дерганые движения, какой-то шальной взгляд и страшная запущенность в одежде навевали сравнение с опустившимся бомжом. Или с подошедшим к краю наркоманом. Из тех, которые за дозу не пожалеют и родную мать.

Благо, он не потерял возможность мыслить и не страдал амнезией. Художнику было хоть и очень непросто, но со своей задачей он справился. В течение часа он игрался своими бумажками и добился того, что этот генетический урод указал на получившийся портрет трясущимся пальцем и произнес:

— Это он. Очень сильно похож.

Когда мы подошли к столу, где лежало это, если можно так сказать, лицо, удивил прадед. Он каким-то удивленным голосом произнес:

— А я его знаю.

Глава 12

— А я его знаю, — произнес прадед.

— Мне тоже этот господин знаком, — как-то хищно улыбнулся жандарм.

Я, переводя взгляд с одного на другого, спросил:

— Кто это и где его найти?

— Найти несложно, — сказал прадед.

— А вот привлечь его к ответственности, не получится, — добавил жандарм.

— Это мы ещё посмотрим, — оскалился прадед.

Немного подумал и добавил:

— Прошлый раз я отступился, не стал по трупам идти. В этот раз отвечу со всей широтой души. На секунду запнулся и продолжил: