Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века

Князь Александр Васильевич Мещерский с чувством гордости за своего отца писал, что тот пренебрег тщеславием высшего петербургского общества и удалился в деревню за тем, чтобы создать и оставить состояние своим детям (а их у него было одиннадцать). Это ему вполне удалось[108]. По замечанию великосветской дамы М.А. Волковой, Санкт-Петербург – город, требующий больших трат, тогда как с доходом в 15 тысяч в год можно «порядочно жить» в любом другом месте, «если не мотать»[109].

Дворянин М.Л. Назимов оставил следующие воспоминания об укладе жизни в своем уездном хозяйстве: вставали рано, в 6–7 часов. Пили чай, и, когда отец уезжал в свои соляные амбары, начинались обычные ежедневные занятия домочадцев, а мать, управившись на кухне, с девушками плела кружева. Обедали обыкновенно не позднее часа, после обеда отдыхали; потом, смотря по времени года, гуляли в саду, возвращались к вечернему чаю или отправлялись после окончания отцом счетов с соляными промышленниками и возчиками в гости, а в другой день ожидали к себе гостей. Эти «очередные между уездными чинами» вечеринки не требовали значительных расходов «по простоте запасных продуктов и при употреблении с чаем кизлярской водки, а при закуске ерофеича[110] и наливки». Играли в бостон, но без значительных выигрышей или проигрышей[111]. Дети росли на природе, в большей простоте, чем в столицах. Приезжие в провинцию столичные барышни «дивились непристойности губернского румянца, красноте рук, даже свежести рта»[112]. Дворянки в усадьбах (независимо от того, постоянно они там жили или только наездами) больше времени уделяли хозяйственным делам, принимали участие в домашних заготовках продуктов на зиму, в то время как их мужья занимались общим управлением хозяйства и контролировали действия приказчика.

Безусловно, стиль общения дворянина зависел от места его проживания. Если бы можно было составить некую шкалу открытости и гостеприимства, то высшая точка находилась бы в поместьях, а наибольшей закрытостью и сдержанностью характеризовался бы Санкт-Петербург. Это касается как поведения в свете, так и в семейном кругу. По словам В.Г. Белинского, «москвичи – люди нараспашку, истинные афиняне, только на русско-московский лад»[113]. В Петербурге жили постоянно в незримом либо реальном присутствии императора, поэтому и позволить себе более вольного поведения не могли. «Хороший тон – это точка помешательства для петербургского жителя», – продолжает Белинский[114]. Провинциальный житель еще далее отстоял от столичного франта. Характерна в этом смысле встреча героев «Обыкновенной истории» И.А. Гончарова Александра Адуева, провинциального молодого человека, с дядей Петром Ивановичем, столичным жителем: «он было бросился на шею к дяде, но тот, пожимая мощной рукой его нежную, юношескую руку, держал его в некотором отдалении от себя, как будто для того, чтобы наглядеться на него, а более, кажется, затем, чтобы остановить этот порыв и ограничиться пожатием»[115]. Жизнь в Петербурге была более дорогой, показной и суетливой. В Москве темп жизни был медленнее, и число ежедневных контактов со знакомыми значительно меньше, чем в Северной столице, что позволяло больше времени уделять семье, общению с близкими и любимым занятиям.

3. Рождение семьи

Поскольку наша цель – изучить общение в семье, пришло время обратиться непосредственно к тому, каким образом эта семья создавалась, то есть как осуществлялись в дворянской среде сватовство, помолвка и бракосочетание в первой половине XIX века. По закону запрещалось вступать в брак: «1. попечителю с находящеюся под его попечительством малолетнею, до совершения ей двадцатипятилетнего возраста; 2. отцу и брату попечителя с находящеюся под попечительством сего последнего малолетнею; 3. мужу с дочерью разведенной с ним жены, которая по разводе родила ее от другого мужа; 4. вдове во время установленного траура по умершем супруге, а в случае беременности, до разрешения от беременности; 5. рабам (sic) со вдовами умерших господ своих», а также людям, находящимся в близком родстве[116]. Дворянкам позволялось выходить замуж с 17 лет. Венчанию предшествовало обручение невесты и жениха по обрядам православной церкви.

Найти супруга или супругу было делом непростым. В эти поиски были вовлечены не только члены семей: существовала даже особая профессия свах. Основной задачей свахи было предоставить жениху сведения о приданом различных невест и снабдить родителей девушек соответствующей информацией о женихах. За некоторую сумму можно было попросить сваху несколько приукрасить состояние дел (например, скрыть, что имения давно заложены, а карточные долги скоро приведут семью к разорению).