Ее взгляд то и дело возвращался к мужику с двуручником. Скромно одетый – даже бедно, если сравнивать с военными аристократами из свиты Марцеля – лишенный гербов и родовых знаков (уж не простолюдин ли?) дядька со сломанным носом… напрягал. А привитый Чертежником и отточенный Пантином навык оценки противников буквально вопил на ухо: бойся! Инстинкт подсказывал, что среди прибывшего воинства именно тяжеловесный, неловкий на вид мечник в шляпе был самым страшным. Как по заказу «ломаный нос» сделал шаг вперед и чуть глуховато, будто намеренно приглушал голос, вынуждая прислушиваться к словам, вымолвил:
- Его Императорское Величество Оттовио Готдуа, родственный детям морской волны, благородной семье Алеинсэ, выражает надежду, что пребывание Его Высочества Артиго Готдуа-Пиэвиелльэ в гостях у достойной семьи Сибуайенн не затянется сверх меры. Мой повелитель с нетерпением ждет сына, чтобы заключить его в любящие отцовские объятия и обсудить неотложные дела. А также предоставить Его Высочеству Артиго Готдуа-Пиэвиелльэ все, что причитается ему по праву наследника безвременно и трагически усопших родителей.
Несмотря на выдержку юного аристократа, мальчишка вздрогнул, плечи его снова поникли.
Да, она угадала! Чудом, интуицией, промыслом божьим, но все же угадала. Между императорской и королевской властями явно жесткая контра, и, если повезет, странникам удастся протиснуться в зазоры между ними. Хотя бы сейчас, а завтра потому и называется так – «завтра», не «сегодня».
- Безусловно, - Марцель из Блохов… или Блохтов, как там правильно… церемонно опустил подбородок, определенно уважая не «шляпу», а власть, которая стояла за его спиной. – Господин Дан-Шиен, так и будет, моя честь, мое слово, также как честь и слово всех моих спутников из благородных семей, тому порукой.
К чему был этот пассаж, Елена не поняла, но видимо шляпоносец «Дан-Шиен» понял и принял услышанное, потому что склонил голову в ответ и сделал шаг назад с видом, дескать, не верю ни на грош, но пока сохраним шаткое равновесие.
Теперь, когда вопрос непосредственно с Артиго был урегулирован, повисла коротенькая, однако неловкая пауза. Взгляды присутствовавших обратились на участников бродячего цирка, надо полагать, ту самую «неподходящую компанию». Похоже, никто толком не представлял, что делать со спутниками беглого претендента, которые никуда не побежали. Как ни странно, затруднение разрешил сам Артиго.
- Это мои… - на мгновение женщине показалось, что мальчишка все-таки скажет «друзья», но это было бы слишком. – Защитники. Малые люди, они принадлежат к незнатному дворянству и низкому сословию, но в трудные дни исполняли свой долг, как умели. Возьмите их в свиту, пусть им окажут прием, достойный усилий.
Ах, ты ж, паскудник малолетний, почти с умилением подумала Елена. Нет, дворянскую спесь и дурь, видимо, ничем не выбить, безнадежный случай. Но какое-то понятие о благодарности у мелкого имеется, этого не отнять.
Очевидно, внезапное пожелание (просьбой это назвать было трудновато) «брата» оказалось неожиданным для Блохта, надо полагать,бывшим спутникам предназначалось разве что строгое конвоирование. Но знаменосный рыцарь быстро сориентировался и коротко сказал:
- Как будет угодно любезному господину. Ваши спутники – наши спутники. Им будет оказан прием, достойный их положения.
И все снова пришло в движение. Появились слуги, как один в черно-белых ливреях, Артиго неожиданно оказался в центре круговорота почтительной суеты и внимания. Его прямо здесь переобували, в шесть рук избавляя от поношенных ботинок и натягивая сафьяновые туфли. На плечи мальчику лег плащ, обшитый каким-то мехом, безумно дорогим по виду.
- Соблаговолите пройти за мной, - поклонился Блохт, указывая рукой на дверь. – Сейчас будут готовы покои для Вас. Конечно, сие пристанище заведомо убого и недостойно особы столь благородной крови, но уверяю, в столице Вы увидите, как выглядят подлинное уважение и гостеприимство.
Рыцарь по-прежнему красиво и настойчиво избегал титулов. Артиго с важностью кивнул и позволил прислуге увлечь себя к выходу. Раньян стиснул зубы и остался на месте, даже сумел оторвать руку от мессера.
Будто вспомнив о чем-то, рыцарь Блохт махнул рукой, один из его соратников подошел к Жоакине и высокомерно бросил к ее ногам увесистый кошель, наполненный под завязку, опечатанный красной печатью и прошитый нитью. Если кошель был заполнен серебром, награду следовало считать не то, чтобы королевской… скорее графской, то есть очень и очень щедро, хотя за императора могли бы дать и больше. А если золотом, цирк мог надолго забыть о том, что такое нужда, работая исключительно «в охотку». Как ни странно, Кимуц отступил на шаг с потерянным выражением на испитом лице, будто сам вид мешочка с деньгами обжигал клоуну глаза. Акробатка наоборот, торопливо схватила кошель, взвесила на сомкнутых ладонях.