— Это зависит от многих условий, — поправила его женщина.
— Император в таком отчаянии? — сардонически спросил Раньян. — Хватается за соломинку?
— Тебе ли говорить об отчаянии? — жестко парировала визитерша. — Отцу ребенка, чья голова может скатиться с плеч в любой день и час?
Раньян откинулся, будто получив удар в грудь, на мгновение броня выдержки спала, и на лице мечника отразилось все, что он чувствовал. Глядя на страшную маску горя и ненависти, женщина кивнула, даже не пытаясь как-то скрыть удовлетворение и превосходство.
— Ценность и опасность Артиго происходит из его претензий на трон, — напомнила она. — Степень эту… можно изменить.
— У него нет никаких претензий, — глухо пробормотал Раньян. — Он просто хочет жить прежней жизнью.
— Сейчас — вероятно, — безжалостно поправила дама. — Но как бы то ни было, имеют значение не желания, а возможности. Он
— Но не исчезнет.
— Разумеется, нет. Пусть лишь наполовину боном, он все же сын своей матери, а чистота крови Малиссы не оспаривалась никогда и никем. Но, полагаю, ты отдаешь себе отчет в том, что полукровка Пиэвиелльэ и настоящий Готдуа — две разные фигуры на большой доске?
— Что будет, если я… подпишу? — еще тише спросил Раньян.
— Открытое признание отца ребенка вызовет к жизни большое расследование, которое будет длиться несколько лет. Найти свидетелей событиям десятилетней давности… непросто и долго. Опросы, сравнение показаний, протоколы, оспаривание. Все это время Артиго может быть спокоен за свою жизнь. А затем очень долгий процесс, который опять же растянется на годы. За это время Оттовио и Ужасная Четверка передавят всех недругов, вопрос решится сам собой. Самозванцы опасны в смуту, но лишь развлекают в мирное время. И поскольку нам жизненно важно, чтобы расследование прошло до конца и завершилось успешно, главному свидетелю, также ничто не угрожает. Мы станем охранять тебя как особу императорской крови. Относительно вознаграждения… сумму назовешь сам. Предупреждаю, в разумных пределах, казна не бесконечна. Но смело можешь замахиваться на безбедную жизнь для себя и еще пары-другой поколений. В конце концов, пора тебе завести обычных детей. И позаботиться об их благополучии.
— Дворянства, значит, не дадите? — хмыкнул Раньян.
— Конечно же нет, — брезгливо поморщилась дама, будто собеседник, который до того удивлял здравостью рассуждений и манерами, внезапно пустил газы. — Аноблирование слишком явно пахнет безыскусным подкупом. После, когда дело будет сделано… можно обсудить.
— Что ж, звучит разумно, — Раньян снова поднял свиток, покрутил в руках. — И ведь как хорошо придумано… нельзя даже сказать, что я предаю сына. Наоборот, спасаю!
— Безусловно. Это здравое, взвешенное решение, которое дает выигрыш всем.
— Всем ли?
— Всем, кто этого достоин. А есть ли нам дело до остальных?
Раньян так и не понял, кого имела в виду прекрасная незнакомка, говоря «нам», включала ли она бретера в этот круг? Впрочем, не столь важный вопрос, чтобы ломать голову.
— Большое искушение, — пробормотал Раньян, коснувшись самыми кончиками пальцев заветного предмета, квинтэссенции богатства, долгой жизни, обеспеченного будущего для детей и внуков, буде таковые когда-нибудь появятся. — У меня есть время на раздумье?
— Нет, — отчеканила дама. — «Я не готов» это плохой перевод слов «обдумаю, как дороже продать». Решение следует принять сейчас.
— Нет, — сказал бретер. Он подтолкнул грамоту ближе к даме с таким видом, будто противился поистине дьявольскому искушению.
— Уверен? — спросила дама.
— Да.
— Причины? — казалось, женщина не удивлена и не расстроена, она приняла результат как некую данность и сейчас рисовала крестики в невидимой книге счетовода. «Спросить о причинах — сделано».
— Бесполезно, — с неподдельной горечью отозвался бретер. — Неужели ты думаешь, я не обдумал эту возможность со всех сторон за долгие месяцы?
— Не то, чтобы я тебя уговариваю… но интересно, ты до такой степени не веришь в нашу защиту?
Раньян помолчал, сжимая кулаки, горько кривя губы.
— Я была с тобой честна. Ответь хотя бы тем же, — настояла дама. — Почему?
Бретер еще помолчал, и казалось, что ни звука не сорвется с его уст, но внезапно сумрачный убийца заговорил:
— Когда мы бежали из Мильвесса, одна… женщина сказала, что в мире начинается великая игра престолов. Час презрения. Тогда я не понял, о чем она. Сейчас понимаю. Наступает время негодяев. Эпоха гнусных предательств. Пора лживых клятв. Не будет деяний слишком низких и подлых для жаждущих власти. Не останется присяг и обещаний, которые не будут нарушены.
— Хм… Точное наблюдение. Интересно, что это была за женщина. Но казалось бы, в столь трудный час имеет смысл обезопасить свое дитя? Так мне видится.