Граф сжал кубок и чертыхнулся, поминая князей ледяного ада. Служитель церкви набожно тронул кольцо с горизонтальной перекладиной, висящее на шее поверх дорогого халата — символ того, что Пантократор есть повелитель всего и на земле, и под землей, мира небесного, тварного и несозданного. Кольцо было сделано из желтого золота и усыпано рубиновой пылью, хотя по давним правилам церковники могли носить лишь железо, бронзу, олово и медь, а драгоценные камни носить вообще запрещалось, ибо суть их — «стекло дьявола».
— Терпение и смирение, брат мой, — посоветовал гость. — Не торопись и обуздай гнев. Отсутствие новостей — тоже новость, притом не самая худшая.
— Да уж, — неопределенно хмыкнул граф.
— Именно. Если Сибуайенны внезапно не поглупели, а это вряд ли, то маршальская булава для тебя не потеряна… как и мой будущий кушак второго человека в Церкви. Ведь голова мальчишки лишь прибавила в стоимости. Раньше у нее был один покупатель, а теперь сразу двое. И это чудесная возможность наторговать высочайшую цену. Беда в ином…
Блохт недоумевающе поднял бровь.
— Чтобы проскочить меж двух жерновов и вынести оттуда хотя бы пригоршню муки, нужно иметь мудрость святого и хитрость Темного Ювелира.
— Мне больше нравится аналогия с двумя ястребами и кроликом, — усмехнулся граф. — Жернова… мука… Брат, долгое служение Пантократору привило тебе мужицкие привычки и мысли.
— Вполне возможно, — против ожиданий церковник не стал возмущаться и тем более спорить. — Но ежели мысль точно выражает природу вещей, то пусть называется хоть золотарской. Истина в том, что наш король-тетрарх, увы, далек от святости, а хитрость у него заемная. Он может выиграть первенство для семьи, если очень тонко сыграет, то и корону императора для внука, чревом своей дочери. Но «может» не значит «выиграет». Это меня и беспокоит.
— Хочу знать, в конце концов, за кого же выступит… Церковь? — задал, наконец, главный вопрос граф Блохт.
— У нас нет единого мнения, — честно признал служитель культа. — К сожалению. Я уже сказал, все идет слишком быстро. Кроме того, принять чью-то сторону означает стать врагом для иной. Выступить против мерзких двоебожников — богоугодно и спасительно. Но император и его новые советники… — церковник пошевелил пальцами, которые все никак не хотели согреваться. — Потому так важно, чтобы ты своевременно сообщал мне все. Желательно еще до того как это «все» произойдет.
— Не хотите развязывать мошну, — усмехнулся граф.
— Конечно, — с обезоруживающей откровенностью согласился его младший брат. — Иначе какой смысл ее трудолюбиво наполнять? Война — забава королей, пусть сами ее и оплачивают. Поэтому нам с тобой придется сыграть очень аккуратно и тонко. Или вместо булавы и кушака можно положить в сундук лишь от мертвого осла уши.
В глубинах павильона, средь дорогих ковров зазвенел колокольчик.
— Мой камерарий, — буркнул граф. — Какое то важное дело. Что за день сегодня…
— Господь посылает нам испытания и вознаграждает за стойкость, — нравоучительно заметил его младший брат. — Поэтому срочным делам надлежит радоваться, ибо за ними по пятам следует награда.
— Или синяки, — скривился Блохт-старший и крикнул. — В чем дело?!
Графский камерарий вошел уже с поклоном, едва ли не извиваясь в приступе подобострастия.
— Господин! Там случилось… удивительное и странное! Необходима ваша мудрость, чтобы разрешить…
— Короче! Яснее!
— Произошла ссора, — камерарий тут же перешел к делу. — Быть может, Ваше Сиятельство изволит помнить грязного оборванца из тех, что с некоторого дня сопровождают благородное собрание?
Графу понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, о ком идет речь.
— Который из них?
— Тот, что не расстается с копьем, Ваше Сиятельство.
— А, да, есть такой.
— Он внезапно и очень прямо стал провоцировать на поединок Его Милость Арфейла из Буржадов.
— Что?..
Камерарий быстро и коротко пересказал суть вопроса.
— Туйе… не припомню таких.
Граф глянул в сторону брата, церковник качнул головой, дескать, тоже не ведаю.
Блохт искренне развеселился, но сразу же посерьезнел и задал логичный вопрос:
— И чего ради ты отвлекаешь меня от насущных забот?
Слуга не обманулся доброжелательным тоном и поспешил объяснить, косясь на закутанного в темно-фиолетовый халат гостя.
— Ваше Сиятельство, дело в том, что когда уж показалось, что оборванца сейчас погонят взашей… — слуга нервно сглотнул. — Вмешалась другая… оборванка. Из той же компании.
— Хм… — граф наморщил высокий благородный лоб. — Госпожа стрел вряд ли… Значит рыжая. Как же ее… Хель?
Церковник вздрогнул и коснулся пальцами драгоценного символа на шее, бормоча молитву от сглаза.
— Господин изволит быть правым. И эта рыжеволосая особа позволила себе наинаглейшим образом вмешаться в действо.
— Она кого-то зарезала своим забавным клинком? — снова развеселился Блохт.
— Нет, мой добрый господин. Она… Она произнесла речь.
— Речь, — повторил Блохт.