Дворянство. Том II. Ступай во тьму

- Нет, - повторил боевой старик, положив крепкие, кажущиеся выкованными из железа пальцы поверх женской руки на мече. В точности как сама Елена, останавливающая Раньяна.

- Он тварь, - прошептала Елена, чувствуя, как наворачиваются злые, едкие слезы. – Он мразь.

- Это так, - сумрачно вымолвил Насильник. – Но убить его ты сейчас не можешь.

Елена стиснула кулаки так, что хрустнули костяшки на деревянной рукояти, а может и сама деревяшка, не разобрать. Женщина прожила здесь не один год и видела много несправедливости, по отношению и к мужчинам, и к женщинам, да и к детям тоже. Но почему-то именно трагедия безвестной сельской девчонки поразила, будто стилетом в сердце. Может быть из-за того, что событие тяжким грузом легло на и без того не сладкое настроение, а может слишком уж явным, открытым, демонстративным оно получилось.

- Могу, - прошептала она, и голос Елены шипел, как раскаленный металл в ледяной воде.

- Можешь, - неожиданно согласился копейщик. – А затем тебе пути будет отмерено ровно до ближайшего дерева.

- Что? – вскинула голову Елена, не понимая.

- До петли. Это если повезет. Ты простолюдинка, хоть и почетная гостья. Ты не можешь ни убить его, ни вызвать на поединок.

Не петля, удивительно трезво припомнила Елена, бывший тюремный лекарь. Не петля, а «корона бесчестия», раскаленная докрасна пародия на дворянский венец. Особое наказание для тех, кто забыл границы своего сословия и присвоил чужую привилегию.

Насильник ступил еще ближе, Елена посмотрела ему в глаза и дрогнула. Женщина уже привыкла, что старик всегда сдержан, отстранен и погружен в себя, вот и сейчас копьеносец как будто и не изменился… как будто. Но что-то было в его белесых, высветленных годами зрачках. Нечто страшное, темное, то, что хотелось держать подальше. От взгляда в невыразительные глаза Насильника огонь и жажда убийства в сердце Елены таяли, гасли, как угли в подтаявшем снегу.

- Нет, - повторил в третий раз Насильник и добавил еще тише. – Не сейчас.

Он скупо, почти нехотя улыбнулся, что на памяти Елены с боевым дедушкой происходило от силы раза три-четыре. Затем сказал без выражения, будто сейчас обращался уже не к собеседнице:

- Я искупитель… Я уравновешиваю зло добром. Насколько получится. Но слишком давно уже не творил добрых дел. Слишком… Это скверно. Это нехорошо.

Теперь они оба посмотрели вслед бодрой и веселой троице, которая уже подъезжала к лагерю. Снаружи все – как обычно - выглядело очень красиво и ярко, по-ярмарочному в хорошем смысле слова, то есть богато, демонстративно-роскошно. Дорогие ткани, позолоченное дерево, многоцветные вымпелы и хоругви. Звон стекла и серебряной (а то и золотой) посуды. Огромные костры, на которые вырубали без оглядки чахлый лес. Бесконечный праздник.

Сегодня Елену регулярно посещали воспоминания и мысли из прошлой жизни. Вот и сейчас ей вдруг припомнилось, что книгу «Ярмарка тщеславия» (которую девочка так и не прочла) долгое время переводили на русский как «Базар житейской суеты».

- Не думай о нем, - сказал Насильник. – Он не твоя забота.

- Хорошо, - Елена снова кинула взгляд на дом. – Хорошо...

Прочные стены темнели под новой крышей, будто сделанные из камня, сквозь них не мог прорваться ни единый звук. Оставалось лишь гадать, что происходит внутри. Впрочем, и так ясно – ровным счетом ничего хорошего. Ничего… Просто еще одна трагедия, скотская и страшная в своей обыденности. Вообще отношение в Ойкумене к добрачным связям и внебрачным детям было относительно спокойным (конечно, если вопрос не касался наследства и титулов), так все еще сказывался ужасающий Катаклизм, после которого множество устоев оказалось принесено в жертву императиву «больше рождаемости!». Даже церковники были обязаны жениться и заводить детей. Но здесь явно не тот случай, когда семья показательно возмутится, но в общем лишь порадуется будущему работнику в семье.

- Ей ты не поможешь, - Насильник в очередной раз показал, что является умным человеком и соображает весьма быстро.

- Неужели? – Елена скривилась, напряженно думая. – Я могу…

И в самом деле, подумала она, а что я могу? Допустим, я настоящая местная женщина, плоть от плоти мира…

- Возьму ее в служанки, - решилась она.

- Не отдадут, - покачал головой Насильник. – То есть отдадут, но задорого. Это же работник, не такой ценный, как мужчина, да и замуж хорошо не выдать… теперь, - слегка вздохнул он. – Но это все равно две целых руки. Она сможет еще годами работать. И рожать. У тебя нет таких денег, чтобы ее выкупить у общества.

- Найду, - скрипнула зубами Елена, чувствуя, как очередной светлый порыв души рассыпается, будто песчаный замок под волной. – Лунный Жнец смог. И я смогу.

- Допустим, - покладисто согласился искупитель. – А затем?

- Затем она пойдет с нами в город.

- А потом? – не отступал Насильник.

- Потом…