Дворняги, друзья мои...

Автобус тронулся. Я был насыщен впечатлениями и думал, что главное уже позади. Мы стояли на задней площадке и разговаривали. Собака, казалось, успокоилась. Она не делала никаких попыток вырваться. Лада вьюном вертелась у ног, обнюхивала овчарку и даже пыталась заигрывать с ней. А мы говорили… В частности, о том, что овчарка ещё молода, вся жизнь у неё впереди, время для дрессировки ещё не прошло.

– Ещё не поздно выработать в ней злобность, – сказал Феликс Аронович. – Будет хорошая служебная собака.

Эти слова мне не понравились.

– Куда вы хотите её отдать? И зачем добрую собаку надо превращать в злобного пса? – спросил я.

– Эх вы, дилетант! – снисходительно сказал Феликс Аронович. Он был в хорошем настроении, бодр и энергичен, на лбу – уже ни капельки пота. – Разве добрая собака в состоянии нести службу?

– Какую службу?

– Ну, например, зэков охранять.

– А как в ней вырабатывают злобность?

– А очень просто. – И Феликс Аронович начал рассказывать, как специальный человек, одетый в зэковскую телогрейку, избивает собаку палкой, а затем приходит человек, одетый в солдатскую форму, прогоняет «зэка», гладит, успокаивает собаку и даёт ей кусочек мяса.

Служебная собака должна ненавидеть человека в зэковской телогрейке и любить солдата, – сказал Феликс Аронович.

У меня возникло тягостное ощущение: судьба собаки представлялась ужасной. Вот эта милая овчарка должна превратиться в злобную псину? А чтобы она стала злобной – её будут бить?

– Феликс Аронович! – сказал я. – Отдайте мне собаку!

Тарасуло расхохотался:

– Да вы нее с ней не справитесь! Она сбежит от вас! К чему же тогда весь наш труд?

– Не сбежит! Меня собаки любят. Я удержу её лаской.

– Так у вас же есть одна собака!

– Ну и что? Будут две собаки. Ведь жили же у нас Сильва и Бобик…

– Ну а как на это посмотрит Наташа, когда вернётся?

– Она будет поставлена перед совершившимся фактом и смирится.

– А если не смирится?

– Смирится. Она ведь тоже любит собак.

– У вас же нет опыта работы с овчаркой. Всю жизнь имеете дело с дворняжками…

– Учиться никогда не поздно.

– Испортите собаку… Здесь нужен особый режим, нужно тщательно обдумать проблему питания…

– Никакой проблемы. Будет кушать то же, что и мы.

– Вот-вот. Я же говорю, что вы – дилетант… Испортите собаку. Ни на какую выставку её не представишь, ничему вы её не научите…

– Феликс Аронович! У каждого собачника есть свои пристрастия. Мы держим собак не для выставок, а для духовного общения.

– Но ведь нужно же чему-то её научить!

– Элементарным вещам научу, а до остального она дойдёт своим умом и чутьём.

– Пыль… – пробормотал Феликс Аронович. – Жалко…

Несколько минут он о чём-то думал, затем решительно тряхнул поводом – собака вопросительно посмотрела на него.

– Ладно. – сказал он. – Пусть будет по-вашему. Берите пса. Но знаете что? Пусть он недельку поживёт у меня… А вы будете приходить. С Ладой. Будем их вместе выгуливать.

– А Аскольд? – спросил я.

– И Аскольд с нами. Организуем собачник. Недалеко от 180-ой школы есть пустырь – там нам никто не помешает. Я вас научу некоторым приёмам, да и собака к вам привыкнет. И собаки друг к другу привыкнут. Каникулы ещё не кончились, всё складывается благополучно. Да и мы с вами кое о чём поболтаем – ведь видимся редко….

Этот вариант мне понравился, и я с благодарностью стиснул локоть Феликса Ароновича. Мы оба были в радужном настроении, не предполагая, что самое скорбное и трагическое – впереди…

Автобус подошёл к вокзалу. Первая трудность возникла при выходе: собака отказалась выходить. Трудность эту мы преодолели сравнительно легко – Тарасуло выскочил на асфальт, стал натягивать повод, а я сзади со всей силой толкнул овчарку, и она тоже оказалась на асфальте. Лада прыгала и резвилась, вокзальная площадь была многолюдна, подходили всё новые и новые автобусы…

Феликс Аронович опять был в раздумье.

– Что мы медлим? – спросил я. – Давайте пересаживаться на другой автобус.

– До моего дома всего две остановки, – сказал Феликс Аронович. – Может быть, попробуем добраться пешком?

И тут между нами возник спор. Я твердил, что собака может заупрямиться, её придётся тащить силой, а учитывая, что на ней всё-таки не ошейник, а петля, то чего доброго удушим её. Феликс же Аронович пытался мне доказать, что в городском автобусе нам будет тесно (в отличие от «дачного», на котором мы приехали на вокзал) и что пассажиры будут страшно недовольны – собака большая и без намордника… Я продолжал сопротивляться. И тогда Феликс Аронович донял меня последним веским доводом:

– А если она кого-нибудь укусит? Вы можете поручиться, что всё будет благополучно? Вы хорошо знаете нрав этой собаки?

Возразить мне было нечего. Я посмотрел на собаку. Она прерывисто дышала и жадно смотрела на рослого детину, который пил лимонад прямо из бутылки.

– Напоим её дома. Пошли! – решительно сказал Тарасуло и дёрнул за повод.

Как я и предполагал, овчарка стала упираться и хрипеть, а Лада опять вокруг неё завертелась и стала громко лаять. На нас начали обращать внимание.

– Наум Григорьевич! – крикнул Тарасуло. – Ради Бога, уймите свою жучку. Возьмите её на руки!