Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель

Мой брат был назначен военным атташе в Араб-Табиа. К концу войны 1877–1878 гг. он был офицером штаба Скобелева[25]; Куропаткин (бывший впоследствии военным министром) был ранен, Скобелев назначил моего брата на место Куропаткина и доверил ему командование корпусом в бою при Чаталдже. Этот бой кончился большой победой для нас. Брат мой был награжден Георгиевским крестом и по докладу Скобелева императору Александру II был назначен его флигель-адъютантом и получил полковничий чин. Ему было тогда всего 27 лет. Он был высокий, безбородый блондин и выглядел 18-летним юношей. Хорошо образованный, он владел несколькими языками; по внешности он походил на аристократа времен Людовика XIV. Он был отмечен в книге Гордона Стори: «With the Russians in Mandchuria». Капитан Камперио в своем описании Русско-японской войны также посвящает моему брату восторженные строки. Мы с братом были в очень близких отношениях, и для меня было большой радостью, когда он пригласил меня сопровождать его в Константинополь.

Вспоминаю я следующий случай. Когда брат мой пал от шрапнельной пули в 1904 году, в то время как он командовал корпусом против генерала Куроки, смерть его вызвала большое сочувствие в Петербурге, где он был очень любим. Это событие вдохновило 17-летнего сына министра юстиции Муравьева, и он написал красивое стихотворение, которое маркиза Монтебелло послала известному редактору «Фигаро», Гастону Кальмету. Этот напечатал стихотворение во главе весьма похвальной для моего брата статьи, содержащей также лестный отзыв о молодом поэте. Вот это стихотворение:

Трепещат наши души и дрожат сердца,
Предвидя страшную его судьбу,
Он уходил с горящим взором, шашкой наголо
Тот воин, что пушку зовет старым другом?
Жестокими были аресты и вещие книги пророчили гибель
И вот спит он вечным сном, в кровавом гробу, завернутый в саван,
Он спит под гимны и грохот орудий
Теперь небо его священник а вечное ложе — земля
Не слышишь ли ты, проходя мимо его могилы
Таинственный голос в ночи, Певец ли поет в его славу
Или красавица пробуждает забытые воспоминания,
«Он не умер, он жив» — шепчет ветер в тенистой дубраве,
Я несу его последний вздох и его думы
Начертанные золотом на вратах вселенной,
Эти реликвии его неумирающей славы
«Он не умер, он жив» — шепчет вечный свет
И в нас бьется его благородное сердце
Из последней битвы он вышел победителем,
Наши знамена еще мокры от его крови и слез
«Он не умер, он жив» — кричат его братья по оружию,
Когда горизонт полыхает огнем
Его душа сожалеет о кончине тела,
Он всегда летит впереди наших батальонов,
Поплачем о нем, друзья, в вечной мгле
Поплачем, ведь наша душа сотрясается от рыданий,
И в этой вечной тени последуем тому пути, что он нам указал
Услышим его отеческий голос
Он учил нас любить родину, быть честным и преданным ей
Его сердце было таким горячим, а душа такой благородной
Он останется в наших сердцах и в истории.