Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель

Когда Лорис-Меликов заходил ко мне, он всегда приносил с собой целый ворох газет с похвальными на разный лад отзывами о нем. Он был опьянен этими всеми похвалами и принимал их за чистую монету. Однажды на одном из вторников у г-жи Нелидовой объявил он мне о своем визите ко мне на следующий день, прибавив: «Я принесу Вам целый ворох очень интересных газетных статей». У меня находился русский перевод сочинения Ля Брюэра «Характер». Я вырвала из книги страницу с описанием отрицательных черт честолюбца и держала ее перед ним. «Взгляните, — сказал он, — как восторженно все они обо мне отзываются», и, говоря это, он передал мне весь ворох газет. Я серьезно ему сказала: «Не все Вас хвалят. У меня есть номер газеты с критической статьей о Вас».

— О, какая газета, когда?

— Я не знаю — мне прислали эту статью сегодня утром.

— И статья эта подписана?

— Да, — ответила я и стала ему читать о «честолюбце», повсюду вставляя его имя.

Он рассвирепел:

— Вот мерзавец! Вот каналья! Как звать этого несчастного?

— Ля Брюэр! — ответила я.

Он записал в свою записную книжку это имя и сказал мне, что этот негодяй будет в этот же день выслан из Петербурга.

— Этого Вы сделать не можете, — возразила я.

— Хотел бы я знать, кто может мне в этом помешать. Еще сегодня поставлю на ноги всю тайную полицию.

— Это Вам не поможет, — сказала я ему с убеждением.

Он все более и более волновался.

— Откуда у Вас эта уверенность, что я не сумею его найти?

— Оттого, что он умер более двухсот лет тому назад.

И тут я ему призналась в том, что я позволила себе с ним сыграть маленькую шутку, что нет причин для его волнения и что я прошу у него извинения. Он был так обрадован тем обстоятельством, что хор расточаемых по его адресу похвал не был ничем нарушен, что был настолько великодушен и простил мне мою выходку.

Вскоре после этого настало 1 марта 1881 года.

Смерть императора Александра II

В 3 часа дня 1 марта 1881 г., когда я в санях проезжала по Михайловской, я услыхала окликающий меня голос. Это была моя сестра, как раз выходившая из ворот Михайловского дворца. Она совершенно спокойно мне сказала: «Нам сообщили, что произведено покушение на императора. Возьми меня с собой, и поедем поздравлять императора с избавлением». Эти спокойные слова требуют пояснения.

Покушения на жизнь императора были тогда довольно часты и следовали одно за другим[32], что и создало известный этикет. После первого покушения волнение и радость по поводу избавления императора от опасности были настолько велики и единодушны, что все спешили в Зимний дворец, двери которого были для всех широко открыты. Так же было и после второго покушения. После третьего покушения — стали привычным явлением. И на этот раз мы не думали, что покушение может иметь тяжелые последствия и что наш обожаемый монарх мог бы от него пострадать. Он нам всем казался неуязвимым, и мы хотели снова, по-прежнему принести ему наши поздравления с избавлением от пули преступника. Когда мы подъехали к Салтыковскому подъезду Зимнего дворца, я была поражена большой толпой, выходившей по ступеням дворца, на лицах всех было написано огромное волнение. Мы увидели английского посла лорда Дуссерина с супругой, генерала Швейница, немецкого посла, который, выходя из саней, все время повторял: «Боже мой, боже мой, возможно ли это?! Это ужасно!»

— Что такое, ужасно? — спросила я.

— Разве Вы не знаете, что император убит?

Я почувствовала, как колени мои стали подгибаться.

Офицеры всех оружий, толпясь и толкая друг друга, всходили по лестнице. Многие из них — в пальто. Я до сих пор слышу голос полковника графа Валуева, бывшего председателя Комитета министров, говорившего другому сановнику: «Вот к чему нас привела диктатура сердца проклятого армяшки!»

Генерал Тимашев ему возразил: «А что я вам постоянно говорил?» Я внимательно взглянула на Валуева: «Как! Это он так говорит о своем друге Лорис-Меликове!» И я вспомнила, как два месяца тому назад, когда блестящий герой Карса у него обедал, Валуев, изменив слова энциклопедиста к Екатерине II: «С Севера идет теперь к нам свет», провозгласил в тосте: «С Востока идет теперь к нам свет!» «Диктатура сердца» — было также его выражением. А теперь этот дорогой друг вдруг стал проклятым армяшкой. Одни говорили: «Император ранен», другие утверждали, что у него оторвана нога, что есть надежда на его спасение. Иные говорили: «Обе ноги у императора оторваны, и на жизнь нет надежды»; эти противоречивые фразы следовали одна за другой. «Это плоды либеральной политики!» «Иначе и не могло быть». Все эти отрывистые фразы срывались с сотен уст людей различного происхождения. Одни говорили с болью сердца, другие — с гневом, и сквозь страшный шум голосов непрерывно прорывались проклятия по адресу последнего фаворита — Лорис-Меликова.

Наконец я точно узнала, что произошло.