Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель

Часть населения столицы встретила большевиков восторженно, с музыкой. Ленин немедленно занял особняк балерины Кшесинской (ныне супруги великого князя Андрея Владимировича) против Петропавловской крепости и находящуюся на берегу Невы прекрасную дачу Дурново. Он поместил в доме Кшесинской свой штаб, и здесь начала действовать под благосклонными взорами Керенского и других таких же бессильных и слепых, как он, приведшая Россию к несчастию, пропаганда. Кшесинская и Дурново при помощи энергичного адвоката Хессина приняли все меры к тому, чтобы министр юстиции социал-революционер Переверзев признал, что в России пока еще не отменено право собственности и что пока никто не имеет права занимать чужие помещения. Тем не менее конечным результатом этого не было выселение Ленина, что было бы, казалось, вполне логичным, а — отставка Переверзева! Как теперь ясно видно: буржуазное Временное правительство 1917 года не препятствовало большевистской пропаганде. Приказом № 1, подписанным Стекловым и Чхеидзе, и особенно установлением «прав солдата», выработанных бывшим военным министром изменником Поливановым, большевизм проник в русскую армию и сделал в ней свое губительное дело разрушения и деморализации.

Немцы никогда бы не достигли таких результатов, если бы кадеты и социал-революционеры не содействовали бы этому. В моих сообщениях о революции мне поневоле приходилось приводить столько странных, бесчеловечных фактов, что я счастлива отметить в рядах наших врагов-революционеров людей искренних, храбрых, и это преимущественно среди русских женщин, более чутких и сердечных, чем мужчины. Русская женщина не раз доказывала свою храбрость и готовность на самопожертвование в боях войск Временного правительства с большевиками. Это было в ночь 25 октября 1917 года. Как хорошо я помню эту ночь! Сестра моя попросила графа Руджиери из итальянской миссии меня проведать. Он, рискуя жизнью, под градом пуль пробрался ко мне на угол Мойки близ Зимнего дворца, где я временно приютилась. Это было как раз тогда, когда большевики атаковали войска Керенского. Слышалась беспрерывная ружейная стрельба и щелканье пулеметов, в то же время гром пушечных выстрелов потрясал все здание. Моя прислуга, вся дрожа от страха, скрылась в погребе, в то время как преданная мисс Плинке и я, привыкшие за восемь месяцев к таким ужасам, почти равнодушно глядели смерти в глаза.

Керенский доверил защиту Зимнего дворца и его особы женскому батальону и юнкерам, т. е. юношам и молодым девушкам, принадлежащим преимущественно к интеллигенции — среди них было много курсисток. Женский батальон тщетно давал пример исполнения долга и презрения к смерти своим товарищам юнкерам. Знаменоносцем батальона была дочь адмирала Скрыдлова[105], героя 1877 года. Она была очень красива и принадлежала к уважаемой известной семье. Юнкера были уже некоторым образом разложены, и вместо того, чтобы исполнять приказы, они занимались рассуждениями, вместо того, чтобы вступать в бой — выборами; они первые выбросили белый флаг и сдались большевикам. Женщины же, число которых доходило до тысячи, были все убиты или ранены, и когда красные банды ворвались в Зимний дворец, они потащили несчастных, дрожащих женщин в казармы, где насиловали их и издевались над ними всяческим образом.

В то время, как эти молодые женщины умирали геройской смертью за Керенского, этот диктатор, не думая об их участи, бежал. Для меня как для женщины — это самая черная страница в истории Керенского. Должна прибавить, что этот женский батальон, в котором до последнего дня царили дисциплина и геройский дух, не имел ничего общего с многочисленными женщинами, служившими в большевистских полках наряду с мужчинами и несшими кроме военных и другие менее почетные обязанности. Многих из них привлекали на военную службу хорошее жалованье, пища и свободное поведение… Но и здесь, как и везде, существовали исключения; обыкновенно же женщины отличались лишь распутством и жестокостью.

Испанский посол

Давно уже моим заветным желанием было увидеть Испанию. Маркиз де Парадос, с которым я встретилась в Бадене, пригласил меня в Севилью, герцогиня же де Найера и госпожа Мануэль д'Итурбе, с которыми я познакомилась во время коронации в Москве, просили меня посетить их в Мадриде. Я была очень дружна с m-me Мануэль д'Итурбе, которую я ежегодно видела в Париже. Я любила ее за ее ум и образованность, а ее дочь, прелестную Пьеретту — за ее обаятельность и музыкальный талант. Сестра д'Итурбе, маркиза д'Иванрай, была также со мной в дружбе, и мне «улыбнулась» возможность посетить ее.