Как уверяет В. Татищев, о заговоре бояр знала и жена Андрея. Она была в Боголюбове с князем, но вечером уехала во Владимир, «дабы ей то злодеяние от людей утаить
»[200]. В Степенной книге говорится, что «княгиня, на мужа своего возымев злобу» за убиенных братьев, «искала удобна время убити его»[201]. Придя к выводу, что поскольку во Владимире и Суздале исполнить этот замысел не представляется возможным, заговорщики решили дождаться, когда Андрей приедет на охоту в свое любимое село Боголюбово.Трудно сказать, сколь надежны приведенные здесь свидетельства. В древнерусских летописных текстах ничего подобного мы не находим, но утверждать на этом основании, что они являются исключительно плодом сочинительства позднейших книжников, мы также не можем. Свидетельства эти, по существу, только детализируют то, что известно и без них. Заговор против Андрея Боголюбского не был спонтанной местью семейства Кучковичей за убийство их родственника, но имел более широкий характер. Его вдохновителями были крупные бояре, уставшие от разорительных военных кампаний своего князя, а возможно, и кто-то из претендентов на владимирский престол. Судя по тому, что после Боголюбского во Владимире утвердился Ярополк Ростиславич, не исключено, что нити заговора тянулись и к Ростиславичам. Не случайно ведь ростовцы, суздальцы и переяславльцы, собравшись на вече во Владимире, заявили: «Князя нашего Богъ поялъ, а хочем Ростиславичю Мьстислава и Ярополка
»[202]. Вряд ли бояре Владимиро-Суздальской земли решились бы на такое заявление без предварительных договоренностей с Ростиславичами. Не могли же они запамятовать, что в Чернигове находились братья Андрея — Михалко и Всеволод, а в Новгороде — его сын Юрий, и что именно они являлись законными наследниками владимирского престола.Однако мы немного забежали вперед и теперь, говоря словами летописцев, «возвратимся на переднее». Ободрившись вином, заговорщики направились к княжеской ложнице (спальне). Подойдя к двери, один из них позвал: «Господине! Господине!» В ответ послышался голос князя: «Кто там?» Ему ответили: «Прокопий». Андрей понял, что это не Прокопий, и сказал об этом спавшему в его опочивальне слуге. Дверь заговорщикам князь не открыл, и тогда они выбили ее силой и ворвались в спальню. Андрей вскочил на ноги, хотел взять меч, но его на месте не оказалось. Накануне вечером ключник Анбал предусмотрительно убрал его с привычного места.
Летописец замечает, что Андрей был обладателем меча св. Бориса и, наверное, будь он в его руках, многим убийцам пришлось бы сложить здесь свои головы. Теперь же они навалились на безоружного князя. Двум нападавшим никак не удавалось одолеть Андрея. Он был достаточно силен и подмял одного из них под себя. Тем временем другие нападавшие начали сечь его мечами, саблями и копьями. Раненый князь пытался образумить нападавших. Он обратился к ним с такими словами: «О горе вамъ нечистивии, что уподобистеся Горяс?ру
(убийце князя Глеба. — П. Т.), что вы зло учинихъ, аще кровь мою прольясте на земл?, да Богъ отомьстить вам»[203].Произнеся эти слова, Боголюбский рухнул на пол. Убийцы, полагая, что князь мертв, подобрали своего случайно раненного ими же сообщника и покинули дворец. Через какое-то время Андрей очнулся, поднялся на ноги и пошел под сени. При этом он издавал такой страшный стон, что убийцы его услышали и вернулись во дворец. Не найдя князя в спальне, принялись искать в других помещениях. Зажгли свечи и нашли его по кровавому следу под лестничным столбом. Андрей сидел, как «агнец непорочный».
Здесь его и добили заговорщики. Петр, зять Кучковича, отрубил князю правую руку, другие прикончили его окончательно. Летописец отмечает, что случилось это в ночь с субботы на воскресенье, накануне дня памяти 12 апостолов. Затем, убив еще и княжьего милостника Прокопия, заговорщики принялись грабить дворец. Еще до наступления утра они собрали «золото и каменье дорогое, и жемчюгь, и всяко узорочье
», навьючили на лошадей и увезли в свои усадьбы.