Дворцовые интриги на Руси

Так на пути к единовластию Святополк убрал еще одного вероятного претендента. Впоследствии тело Глеба было перевезено в Вышгород и погребено рядом с могилой Бориса «у церкви святаго Василия».

Коварные убийства братьев Бориса и Глеба имели широкий резонанс не только на Руси, но и далеко за ее пределами. Русская православная церковь объявила братьев мучениками и страстотерпцами, защитниками Русской земли. Святополк получил в народе прозвище «Окаянный».

Как свидетельствует обширная статья «Повести временных лет» под 1015 г., Святополк на этом не остановился. В том же году судьбу Бориса и Глеба разделил и Святослав, князь древлянский. Пытаясь уйти от расправы, он бежал в Венгрию, но был настигнут в Карпатах сторонниками Святополка и убит ими.

Кто мог быть заинтересован тогда в смерти всех этих князей? Безусловно, только Святополк. Неожиданно овладев великокняжеским престолом и понимая, что из многочисленных наследников Владимира у него меньше всего шансов удержать его в своих руках, он стремился убрать со своей дороги всех возможных конкурентов, не бывших с ним в единокровном родстве. Святополк считал себя сыном Ярополка, что, судя по всему, так и было. Летописец в статье 980 г. по этому поводу заметил следующее: «Володимеръ же залеже жену братьню грекиню, и бѣ непраздна, от нея родился Святополкъ»[48]. В Киеве и на Руси говорили, что Святополк родился от двух отцов.

Есть основания утверждать, что Владимир также не признавал в душе Святополка своим сыном, а потому не любил его и, разумеется, не собирался передавать ему киевский престол. Став великим князем, Святополк, терзаемый комплексом неполноценности своего происхождения, не мог не перенести свою обиду на Владимира и на его ни в чем не повинных сыновей. Подобная мысль, по-видимому, приходила в голову и летописцам. Неслучайно они завершали рассказ о рождении Святополка такой сентенцией: «Отѣ грѣховьнаго ко корени золъ плодъ бываетъ: понеже бѣ была мати его черницею, а второе, Володимеръ залеже ю не по браку, прелюбодейчичь высть убо»[49].

Выше мы уже отмечали, что Ярослав узнал о смерти отца и убийстве брата Бориса от гонцов сестры Предславы, тайком отправленных из Киева в Новгород. Этот факт, а также тысячеверстая удаленность Новгорода от Киева не оставляют ни малейшего сомнения в его непричастности к убийствам. Да и в чем могла быть выгода Ярославу от смерти своих младших братьев? Ни Борис, ни Глеб, ни Святослав в Киеве не княжили, так что их устранение ни на шаг не приближало его к заветной цели. Киев как был в руках Святополка, так в них и остался бы. Следовательно, Ярославу, если он и вправду решил добиваться Киева любой ценой, необходимо было убрать со своей дороги Святополка. Почти четырехлетняя борьба между ними за великокняжеский престол подтверждает логичность подобных предположений.

Подозрения в причастности Ярослава к убийству братьев, будь они хоть в малейшей степени вероятными, поставили бы под сомнение источниковедческие возможности отечественного летописного фонда. Ведь они равносильны обвинению наших древних хронистов в намеренной и чудовищной фальсификации истории. Разумеется, можно было из симпатии или боязни умолчать о каком-то неприглядном деянии своего князя. Однако иезуитски переложить его смертный грех на другого, сочинив при этом историю в деталях и подробностях и придумав несуществующих исполнителей действа, — это было выше их разумения о чести и совести.

Как известно, нет ничего тайного, что не стало бы явным. Допустим, Ярославу при жизни удалось обезопасить себя от народной молвы, хоть это и маловероятно. Однако после смерти князя обязательно нашлись бы люди, которые поведали бы миру о его прегрешениях. Ведь нельзя же предположить, что в тайном заговоре против Святополка участвовали все поколения русских летописцев.

А как же быть со свидетельствами Эймундовой саги? — спросит недоверчивый читатель. Да никак. Она вообще не содержит данных об убийстве Бориса и Глеба. То, что Н. Ильину и его последователям показалось имеющим отношение к Борису, на самом деле относится к Святополку, к тому же сдобрено большой долей фантазии. Чтобы убедиться в этом, обратимся к самой саге.

Еще до похода на юг Эймунд на совете с родственником Рагнаром и другими знатными норманнами рассказал им, что происходит в настоящий момент на Руси: «Я слышал о смерти Вальдимара конунга с востока из Гардарики, и эти владения держат теперь трое сыновей его, славнейшие мужи его. Он наделил их не совсем поровну — одному теперь досталось больше, чем двум, и зовется Бурицлав тот, который получил большую долю отцовского наследия, и он — старший из них. Другого зовут Ярицлейв, а третьего Вартислав. Бурицлав держит Кэнугард, а это — лучшее княжество во всем Гардарики, Ярицлейв держит Хольмгард, а третий — Полтескью»[50].