Дворцовые тайны

Можно было бы посмеяться над педагогическими принципами Бецкого, но лучше не будем этого делать. История нашего железного века показала, что по сравнению с предками из XVIII столетия мы не стали ни добрее, ни лучше, а даже наоборот — злее и хуже. В мемуарах о жизни Ленина в Смольном, который в 1917 году стал «штабом революции», говорится, что он с удивлением смотрел в окно на беззаботно играющих в саду девочек в одинаковых пальтецах. Это были последние смолянки. Так неожиданно встретились два мира: мир добра, который пытался строить на русской земле Бецкой, и мир насилия и зла, которой смог все разрушить до основания…

Иван Иванович Бецкой был попечителем Смольного института и много делал для живших в нем детей. Он приучил императрицу Екатерину и знатных особ приезжать в Смольный. Девочки с младых ногтей росли на глазах государыни, и она многих из них очень любила. Бецкой тоже… Вот тут-то и начинается еще одна драматичная история…

Почти сирота, или Его сокровище

Среди девочек, привезенных в 1765 году в Смольный институт из самых бедных дворянских семей, была и шестилетняя Глаша Алымова. Коротенькая, как заячий хвостик, жизнь девочки была трагична и горька. «Нерадостно было встречено мое появление на свет, — писала она в старости в своих записках. — Дитя, родившееся по смерти отца, я вступила в жизнь с зловещими предзнаменованиями ожидавшей меня участи. Огорченная мать не могла переносить присутствия своего бедного девятнадцатого ребенка и удалила с глаз мою колыбель.» Только через год мать уговорили хотя бы взглянуть на младшую дочь.

Смольный институт с его доброй директрисой Софьей Ивановной де Лафон и попечителем Иваном Бецким заменили Глашеньке дом и семью. Алимушка, как называла ее часто навещавшая Смольный Екатерина II, сразу тронула сердце Бецкого. «С перво го взгляда я стала его любимейшим ребенком, его сокровищем. Чувство его дошло до такой степени, что я стала предметом его нежнейших забот, целью всех его мыслей.»

Все умилялись трогательной привязанности шестидесятилетнего Бецкого к девочке и полагали, что он ее удочерит. Это чувство в Бецком казалось неожиданным — он слыл человеком мрачным, неприступным, никогда не был женат и жил уединенно в богатом доме на набережной Невы. Суровость Бецкого — белой вороны в среде высшего света — была защитой от возможных оскорбительных намеков на его происхождение. И вероятно, по этой же причине он так широко открыл свое сердце беззащитному одинокому ребенку.

Однако, как показало время, кроме естественного порыва одинокой души к другой обиженной жизнью душе, был еще и расчет вполне в духе идей Просвещения. Оказывается, Бецкой не собирался удочерять Алымову, а мечтал на ней жениться! Если в долгой жизни, думал Бецкой, ему так и не встретилась женщина, которую он мог бы полюбить, то ее нужно… воспитать с младых ногтей. Алимушка и казалась Бецкому этим существом. Трезвый разум старого холостяка и его всегда ожидавшее счастья сердце начали долгую работу Пигмалиона, вырубавшего из куска мрамора свою Галатею.

Выпуск невест

К моменту выпуска из Института в 1776 году семнадцатилетняя Глашенька превратилась в ослепительную красавицу, впрочем, как и многие другие девушки. Они играли в спектаклях, на которых бывала императрица. Пять воспитанниц первого выпуска Смольного особенно были милы государыне. Она заказала портреты этих смолянок Д. Г. Левицкому. Художник был в расцвете своего таланта и создал настоящие шедевры. Мы их можем видеть сейчас в Русском музее. С портретов на нас смотрят живые, милые, веселые лица этих первых детей Просвещения: Катеньки Молчановой, Наташеньки Борщовой, Сашеньки Левшиной, Катеньки Нелидовой, а вот эта девушка, перебирающая струны арфы, — Глашенька Алымова. Она будет вечно сиять своей шаловливой красотой с этой картины.

Последние годы ее жизни в Смольном прошли под неусыпным присмотром Бецкого. Ни срочные дела, ни тяжелый для старика петербургский климат не мешали ему каждый день бывать в Смольном у Алимушки, чтобы увидеть ее улыбку, порадовать подарком, да и просто сказать ей несколько ласковых слов. Работа Пигмалиона явно шла к завершению.

«Три года протекли как один день, — писала позже Глафира Ивановна, — посреди постоянных любезностей, внимания, ласк, нежных забот, которые окончательно околдовали меня. Тогда бы я охотно посвятила ему свою жизнь. Я желала лишь его счастья: любить и быть так всецело любимой казалось мне верхом блаженства… Я любила и без всяких рассуждений вышла бы замуж.» И вот торжественный день выпуска настал. Стайка прелестных смолянок выпорхнула из ворот Смольного в большой свет.

Золотая клетка старческой любви