— Да, это действительно так. Судя по всему, у твоей знакомой новые экземпляры, — как–то грустно отреагировала девушка.
— А чем они отличаются?
— Содержанием, конечно. Например, в «Грани человеческой» так же упоминаться дварфы и халфлинги, как единокровные существа с людьми, но в новом издание всё это вырезали. Пеклов расизм.
Ромари вздохнула. Потом, откинув волосы, заговорила:
— «И вид людской пусть обликами отличается, нельзя ни в коем разу отрицать единокровие дварфов, людей и полуросликов. И пусть оболочка разная, наполнение сосуда, их помыслы, кровь наша — всё едино и братственно…» — Ромари вдохнула, набирая воздух, оборвав цитату.
— «И пусть человек есть человеком и им же остаётся, людская кровь течёт в каждом и во всех, и дух идёт от каждого, как бы жит и быт не отличался, и как бы брат не отрекался от брата кровного.» — Закончил Гумберг, как ни в чём не бывало, рассматривая бледные пальцы.
Глаза девушки округлились. Нависло молчание.
— О-откуда ты это знаешь? — прервала тишину Ромари, не отводя взгляда от наёмника. Теперь её глаза напоминали два больших, сверкающих блюдца.
— Я же сказал, что читал эти книги, — повторил Гумберг, не понимая причину удивления.
— Этого фрагмента нету в новых изданиях. Его там просто быть не может.
— Но я точно помню, что читал только эту версию книги, — уверенно заявил наёмник.
Зерно сомнения уже поселилось в его голове.»
Ростафу не сиделось на месте. Он не был особо стар, и далёкие мечты о путешествиях по неизвестным землям этого огромного мира, приключениях, о которых он будет рассказывать своим детям и внукам, о богатстве и славе за несчётное количество легендарных битв. Всё это, ещё с раннего детства, бурлило в нём, а истории о бравых пилигримах разжигали в нём бесконечное желание и восторг.
К сожалению, Ростаф был неказист, слаб и труслив. Не отличался же он и крепким здоровьем, часто болея в детстве. И даже так, при всём этом, он не отрекался от своей мечты. Понимая свою слабость, он тренировался, выматываясь до предела. Его отец, будучи зажиточным дворянином, хоть и был строгим реалистом, помогал своему единственному сыну во всём. По–своему.
Однажды отец прошёл мимо мальчика, тяжёлым взглядом осмотрев его хрупкое тело. В ссадинах, синяках и кровоподтёках. Ростаф совсем не был похож на своего сильного, и статного отца. В глазах мужчины отразилась горечь.
— Раз уж ты собрался идти по пути воина, то должен будешь вложить в это всю свою душу. Ты обязан преуспеть, ведь ты мой сын.
Эти слова напугали Ростафа. Настолько, что он побоялся обернуться в сторону отца. Тот в свою очередь в этот день с ним больше не говорил.
— Сверху, с правого бока, вновь сверху и выпад! Финт, перенос центра тяжести, вольт и вновь выпад!
Под строгим взглядом отца, нанятые репетиторы по фехтованию выкладывались по полной, но, к сожалению, их старания не приносили плоды. Многие месяцы тренировок, разных стилей и подходов… На Ростафе часто не оставалось живого места, но даже так, он терпел. Терпел боль, боролся со страхом и бесконечной печалью. Ведь он сын своего отца.
Часто слуги замечали, как мальчик, тяжело вздыхая и прикрывая лицо, наблюдал за бегающими по улице детьми. Видя это, они шептались за его спиной, думая, что Ростаф их не слышит.
— Разумеется, его задирают. Он и до этого был дурным, но теперь, после того, как его отец нанял всех этих вояк, на его лицо страшно смотреть. Каждый раз передёргивает. Какой же его отец жестокий человек, на что же он в конце концов надеется?
Ростаф их слышал. Слышал, как бы не старался пропускать все эти слова мимо ушей. Не подавал виду, не показывая дрожащее лицо такими же дрожащими руками.
Мальчик сдался. Отец умер совсем вскоре, а всё поместье перешло его мачехе, на которой мужчина женился незадолго до своей смерти. Женина, явно испытывающую неприязнь к мальчишке с самого своего первого появления в их доме, разорила семью, уволила всех слуг и продав поместье. Дом, где рос Ростаф. Он до сих пор помнит, как женщина пыталась отравить его, тем самым сильно подпортив его иммунитет и оставив ужасные воспоминания о его детстве.
Ростаф хмыкнул. Утёр вспотевший лоб, успокоившись. Ну конечно, он был слаб. Получил травму на одной из своих работ, отчего теперь хромал на правую ногу, ослеп на левый глаз, в попытке продавать волшебные эликсиры, а также лишился одной своей почки, за продажу которой ему по итогу не заплатили.
«Просто женись на богатенькой дамочке, — однажды бросил его друг, обрабатывая гноившийся глаз мужчины. — Ты только это, выбери покрасивше, в конце концов, тебе с ней спать.»
Сказав это, Роберсон улыбнулся своей ослепительной улыбкой.
«К этому времени я уже куплю какую–нибудь гостиницу и позволю вам жить у меня. Ты только не томи долго, а то, может быть, и забуду ещё, ха–ха! — сказав это, он рассмеялся.»
Но эти, казалось бы, сказанные в шутку слова прочно засели в голове Ростафа.