Разумеется, что-то эти политработники все-таки делали. Отчеты всякие, скорее всего, никому не нужные, готовили и наверх отсылали, планы писали и по приему в партию и комсомол в том числе. Меня этим планом замполит полка первый год еженедельно доставал. Наверное, где-то через месяц после моего появления в роте стал мне замполит полка регулярно в один и тот же день недели звонить и интересоваться – а не хочу ли я в партию вступить. Наверное, он (замполит) в этот день план приема в партию подбивал, и цифири у него с ожиданиями вышестоящих не бились. В первый раз он меня вопросом тем в ступор ввел, я только и смог что-то проблеять, что пока не думал. А в ответ: «А ты подумай. Партия – это…», – и дальше лекция минут на тридцать по телефону. На следующей неделе опять такой же звонок, тут уж я ответил, что еще до конца не додумал. Договорились, что через неделю я додумаю и ответ замполиту выдам. Понял я, что не отвяжется от меня политический. Что делать-то? Я даже, кажется, с отцом своим, которого я в Калининграде подмосковном оставил, созванивался, чтобы посоветоваться, стоит ли мне в партию ту вступать. Отец ни да ни нет не ответил, типа – сам решай. Ну я и решил пока повременить, а замполиту такой ответ подготовил, что, дескать, я пока не считаю себя соответствующим высоким идеалам партийца, что еще морально не созрел для этого, что, собственно, и выдал замполиту на следующей неделе при его очередном звонке. Тот поначалу огорчился немного, но давить не стал, ладно, говорит, готовься и зрей, такие люди нам нужны. Я-то думал, что на этом он успокоится, но не тут-то было. На следующей неделе в тот же самый день он опять позвонил и поинтересовался: «Ну как, лейтенант, не созрел еще до партии?» «Нет, – говорю, – не созрел пока». «Хорошо, – ответил политрук, – дозревай тогда». И так каждую неделю до моего отпуска. А в отпуск я съездил, посмотрел в миру, что КПСС сильно позиции свои сдала, перестала быть руководящей и направляющей. Ну и, вернувшись в роту после отпуска, на очередной звонок замполита выдал, что это партия до меня морально не дозрела и никакого желания у меня вступать в нее нет. Слава богу, закончилось все без последствий, и замполит с того раза мне больше по этому поводу не звонил.
Еще запомнилась полукартинка, как я, будучи в полку в очередной командировке, пропустил торжественное собрание, посвященное то ли годовщине Корсунь-Шевченковской операции, то ли битвы под Москвой. Объявление о данном мероприятии я видел, что явка офицеров и прапорщиков, не задействованных в нарядах, обязательна – тоже читал, но решил, что сие ко мне не относится. Я же в командировке, какой с меня спрос. Но политические были другого мнения, наверное, мало народу на то собрание пришло, вот они и начали по штабу, казармам и офицерскому общежитию рыскать. Рыскали, рыскали – и нашли меня, лежащего на койке в этом самом офицерском общежитии. Сначала политработник-зазывала вежливо так полюбопытствовал, почему это я проигнорировал собрание торжественное. Я свою версию выдал, что командировочный я, а собрание, по моему скромному разумению, только для полковых. «Может, вам, как командировочному, и победа Советской армии над фашисткой Германией безразлична? – предположил политработник. – Может, вы, и не рады победе той?» И еще много чего в таком же духе. От этих формулировок тридцать седьмым годом и заградотрядами повеяло. Как умело политический словами, получается, играл. Видать, не впервой, и школа серьезная чувствовалась, недаром же его в училище сколько-то лет на сие натаскивали. Но и тут я как-то отвертелся без последствий. Может, пообещал, что в следующий раз всенепременно буду знать и пойду, а сейчас уже и началось все, чего я докладчику своим опозданием мешать буду. Может, по-другому как-то отбрехался – не помню, но что без последствий – это точно помню.