Двухголовая химера

Все понимали, что он имеет в виду Лину. Мои спутники будто приняли негласное правило не говорить о ней, словно это была какая-то больная тема. Все знали, что мы идём на поиски моей ученицы, но у каждого, видимо, имелось мнение, которое он оставлял при себе. Это бы раздражало меня, не скажи я с самого начала, что никого не держу. А так они просто вели себя как чудаки – ну чего, спрашивается, изображать тактичность там, где это не требуется?

Но на этот раз пуэри, видимо, просто не выдержал.

– Сам знаешь, – ответил я. – Надейся на лучшее, готовься к худшему.

– В худшем случае она уже мертва, – брякнул Кир и, обожжённый взглядом Рэна, пожал плечами: – Что? Он сам это понимает.

– Да, понимаю, – согласился я, глядя в потухающий костёр. – Но на лучшее всё равно надеюсь. И исхожу из того, что она жива.

На этом разговор закончился. А потом мы легли спать, и мне снова приснился сон, в котором я слышал смех Лины среди леса зеркал. Он снился мне почти каждую ночь, в разных вариациях, но каждый раз всё заканчивалось тем, что я бежал к Лине, стоящей ко мне спиной, брал за руку, и это снова оказывалась не она. Кто угодно, только не она. Будто разум мой насмехался над наивностью души, дразнил её, щёлкал по носу – смотри, какая ты глупая! А душа только металась в беспокойстве, не обращая внимания на издевательства. Она и в самом деле глупая, что ж теперь поделаешь? И сон повторялся, каждый раз словно впервые.

Наутро я ощущал себя словно блаженный нищий. Без Лины мне было плохо, я переживал за её судьбу и вообще всё время находился в напряжении. Но само наличие этого напряжения говорило о том, что у меня есть кое-что за душой. Сколько бы трудностей и тягот мне не выпало, в какой бы грязи или холоде я не просыпался, существовало нечто, отодвигающее всё остальное на второй план. И это нечто было не где-то, а у меня внутри.

А что будет, когда Лина найдётся, я старался не думать.

*      *      *

Мы день за днём пробирались вглубь болот. К счастью, без особых приключений. Как и предсказывал Рэн, воды становилось всё больше, и теперь нам редко удавалось высушить обувь – идти порой приходилось по колено в болотной жиже. Растительность редела, живность мельчала; мы оказались в вотчине мхов и мошкары, которая тучами звенела вокруг нас на протяжении всего пути. Хуже всего было то, что эти мелкие кровососы зверели день ото дня – ведь их время уходило вместе с остатками летнего тепла.

Я уже побаивался угробить здоровье в этом путешествии – сначала постоянный холод и ветер в горах, а теперь промозглость и грязь в болотах. В таких условиях даже безупречно здоровый человек может обзавестись целым букетом хронических болезней. Правда, у нас была профилактика: Рэн при каждом удобном случае собирал целебные травы и коренья, а потом заставлял нас пить горькие отвары. Я не знал, насколько они эффективны, но очень надеялся, что давлюсь этой гадостью не зря.

Больше недели минуло с тех пор, как мы вошли в Чернотопье. Идти становилось всё сложнее – и вовсе не из-за зловонной жижи или колючек. На каждом привале наваливалась усталость, которая накапливалась даже несмотря на отдых. Каждый день приходилось прикладывать больше усилий, чем в предыдущий – чтобы встать, чтобы шагать, чтобы говорить. То ли походная рутина нас доконала, то ли ещё что, но настроение у нашей компании основательно подпортилось. Разговоры не клеились. Даже постоянное нытьё гнома, иногда поднимающее настроение, приелось и превратилось в фон. Это было странно. Обычно первым уставал я: у Кира была его гномья выносливость, а у Рэна – более совершенное во всех отношениях тело и многолетние тренировки. Но в последние пару дней усталость подкосила даже моих друзей. Словно треклятое болото вытягивало из нас душевные силы.

– Сколько мы прошли? – остановившись, спросил я.

Рэн опустился на болотную кочку и с прищуром огляделся. По сравнению со мной он выглядел неплохо, но по большому счёту на него жалко было смотреть. Мы вообще напоминали компанию унылых бродяг, ночующих в выгребной яме. Впрочем, пейзаж к этому очень располагал.

– Кто знает, – сказал пуэри, вытягивая натруженные ноги. – Я бы сказал, что около десяти лиг. Но путь был извилистым, так что по прямой намного меньше.

– Не думал, что когда-нибудь скажу это, но жду не дождусь, когда уже начнутся людские селения, – пробурчал гном, развязывая охапку хвороста.

Сумерки уже начали скрадывать очертания топей, поэтому мы остановились на ближайшем островке твёрдой земли на ночлег.

– Не уверен, что там будет намного лучше, – отозвался я, ударяя кресалом по кремню.

Подсохший мох начал тлеть, и я быстро набросил сверху пару хворостин.

– По крайней мере, не так сыро, – пожал плечами Рэн. – Ну и там всяко интереснее, чем здесь.

Я поднял на него взгляд.

– Хочешь поближе познакомиться с человечеством?

– Конечно. Я же читал о нём только в манускриптах.

Усмешка сорвалась с моих губ помимо воли.

– И что же там было написано?