Двухголовая химера

– Это вряд ли, – покачал головой чародей. – В эту крепость, к сожалению, можно попасть только через ворота.

– Почему?

Вместо ответа Энормис подобрал с земли косточку и бросил через стену. Та взлетела намного выше стены, но отскочила, встретившись с невидимой преградой. Человек молча развёл руками.

Рэн и сам чувствовал, что замок этот скрывает в себе нечто недоброе – от него тянуло магией, которую пуэри не мог назвать иначе, как тошнотворной. А ещё здесь чувствовался страх, который будто въелся в сам камень. Страх и смерть.

– Ну и какие наши варианты? – сварливо выкрикнул гном.

– Наш единственный вариант – драться.

– Не совсем, – сказал охотник, подбежав к одной из башен. – Здесь трещина, довольно широкая.

Через секунду Кир и Энормис стояли рядом с ним. Именно в этом месте в башню, похоже, угодил тяжёлый снаряд: он сломал кладку и вдавил несколько блоков внутрь. В темноте внизу явно было какое-то помещение.

– Ничего не выйдет, – заключил гном. – Здесь слишком узко, я просто не пролезу.

– Я тоже, – сказал Эн. – Тут протиснешься только ты, Рэн.

Болотники рычали всё ближе. Кир от души выругался.

– Рэн, лезь! – чародей перехватил меч поудобнее. – Найди выход во внутренний двор, открой ворота. Мы тут справимся. Давай, пошёл!

Не тратя больше времени на слова, он отбежал к воротам и взмахнул руками; между башен тотчас вспыхнула бледно-голубая стена магического щита. Мутанты, отрезанные от добычи, застрекотали и начали бросаться на преграду точно безумные.

Прежде чем отвернуться, пуэри успел увидеть, как Кир и Энормис, изготовив оружие, встали плечом к плечу против бешеной стаи.

*      *      *

Пролезть в небольшое искривлённое отверстие даже худому и гибкому Рэну оказалось сложно. Ободрав бока, охотник протолкнул себя внутрь, но не успел сгруппироваться и рухнул в темноту, сильно ударившись головой. На миг оглохнув и ослепнув от боли, пуэри схватился за ушиб и попытался встать.

Сначала из кровавого тумана вынырнула рука, испачканная в крови. Затем вспыхнула трещина в стене – по ту сторону шёл бой. И, наконец, пришёл холод.

Рэн стоял по колено в ледяной воде. Темнота подземелья, словно нехотя, рассеивалась, хотя лучше от этого не становилось – перед глазами всё плыло. Ноги, запинаясь о воду, передвинулись – шлюп, шлип, шлёп. Дурнота. В ней плескалось помещение – тесное, с низким потолком и пузатыми стенами. Среди замшелых каменных блоков торчали железные кольца, на которых висели ржавые остатки цепей. В дальней стене темнел проём. Ноги сами собой понесли охотника к нему.

Голова гудела, точно металлический котёл, по которому колотили молотами десять кузнецов сразу. Обоняние обжигала вонь, которую Рэн не мог распознать. В мозгу металась ошалелая мысль о том, что нужно идти, но куда? Пуэри не мог вспомнить. Поэтому шёл наугад.

Подземелье казалось бесконечным – или же у охотника просто отказало чувство времени. Света от анимы не хватало, чтобы ясно различать окружение, так что пуэри перемещался от силуэта к силуэту. Чёрное пятно в углу оказалось горой полусгнивших доспехов. То, что Рэн принял за занавеску, вдруг жалобно скрипнуло от его прикосновения и обвалилось – это была проржавевшая решётка. Под ноги то и дело попадалось что-то твёрдое, из-за чего охотник пару раз едва не упал, но при этом и не подумал наклониться и посмотреть, что это. Просто не сообразил.

Каким-то чудом пуэри вышел в коридор, где через равные промежутки из стены торчали держатели для факелов – разумеется, пустые. Потом был круглый зал с множеством камер, отгороженных решётками. Вокруг не было ни души, но охотник всё отчётливее ощущал чьё-то присутствие, даже сквозь туман в раскалывающейся голове. Рэн дёргано озирался, вертелся из стороны в сторону, но видел лишь темноту, которая комьями сгущалась поодаль. А потом он забрёл в комнату с каменным столбом посередине, и вдруг ощутил, как в голове проясняется.

На столбе был распят мертвец. Руки и ноги прикованы стальными обручами, каждая по отдельности. На шее – массивный железный обруч. В темноте тело казалось совсем свежим, но стоило Рэну зажечь крошечный люмик, как оно обратилось в мумию. Кожа высохла, посерела, облепила кости; вокруг рта покойника засохла белёсая слизь, нос провалился, запястья и щиколотки совсем почернели от соприкосновения с ржавым металлом. В дырах на щеках проглядывали кривые жёлтые зубы. На шее у трупа висел какой-то кулон. Рэн, постепенно приходя в себя, наклонился поближе, чтобы рассмотреть безделушку.

И тут мертвец закричал. Громко, пронзительно, истошно – как живой человек, с которого по меньшей мере сдирают кожу. Его вопль точно ножом разрезал завесу в голове пуэри, разнёсся по подземелью, вкрутился в уши, а Рэн даже не мог их зажать. Он только пятился, вытаращившись на мученика; тот бешено рвался и извивался в путах, которые, несмотря на все его усилия, не поддавались ни на гран.