Двухголовая химера

Первая хорошая новость состояла в том, что с водой и едой проблем не было — в долине того и другого имелось в изобилии. Вторая — в том, что Рэн со своим солнечным питанием почти не ел, так что съестного требовалось запасти на четверть меньше. Его раны за прошедшие дни полностью затянулись, он выглядел бодрым и здоровым, в отличие от состояния после драки со скорпикорой. Его выносливость, сила и навыки сильно упрощали жизнь всему отряду — и это была третья хорошая новость. Пуэри мог изготовить тёплую одежду, сумки и кое-какую утварь, но сказал, что на это уйдёт около двух недель. Тут начинались плохие новости.

Стоял последний месяц лета. Никто не знал точно, какой день, но в середине осени все перевалы в Тингар закрывались снегом. У нас оставалось меньше двух месяцев — и это притом, что мы не знали пути через горы. Не знали, сколько понадобится брать припасов. Даже будь у нас в достатке времени, затея всё равно осталась бы смертельно опасной. Все это понимали, но ничего поделать не могли. Либо так, либо мы остаемся жить в долине, а этот вариант, естественно, я отмёл с порога. Осталось одно — пытаться успеть.

Едва придя к этому выводу, мы свернули совет. Нет смысла тратить время на разговоры, когда всё уже решено. Нам предстояло много работы, и для начала следовало выспаться.

На следующий же день мы бросили временный лагерь и спустились в низовья долины в поисках более выгодного места. Мы словно оказались в диком, первозданном мире: здесь не было и намёка на разумных обитателей, зато природа развернулась на всю катушку.

Уже на первой полулиге мы одолели покрытый приятной травкой склон, переплыли небольшую речку, прорубились через заросли ивняка и прошли насквозь настоящий лиственный лес, буквально кишащий живностью и мошкарой. Выйдя по звериной тропе на другую сторону, мы попали на луг с высокой сочной травой, на которой паслись те же козы, которых я заприметил накануне. Рэн тут же, словно только этого и ждал, натянул лук и, почти не целясь, пустил стрелу. Животные бросились врассыпную — все, кроме одного. Пуэри попал козе точно в глаз с пятидести шагов.

Настроение у всех было не очень. Гном дулся из-за утреннего приветствия Рэна. Когда на рассвете рассвирепевший копатель разбудил меня пинком, я понял, что шутка удалась. Тут же объяснил её суть самой пострадавшей стороне, то есть пуэри. Тот лишь добродушно улыбнулся, но по подчёркнутому молчанию я понял, что он не в восторге. С того времени охотник держался крайне осторожно, в разговоре старался обходить острые углы, словно это он был в чём-то виноват, а не мы. Честно говоря, от этого его поведения мне даже стало стыдно, хотя извиняться я и не подумал. Гном же даже после обеда вёл себя резко, был хмур и раздражителен. Стало очевидно, что дело не только в утренней шутке, но если и была другая причина для плохого настроения, то Кир о ней молчал. Я в свою очередь не стал расспрашивать, рассудив, что копатель при надобности сам скажет, в чём дело. Так, общаясь сухо и исключительно по делу, мы проходили до вечера.

Незадолго до того, как солнце закатилось за ближайшую гору, мы нашли новое место для стоянки — под отломившимся каменным языком, который одним концом всё ещё был привален к скале. К этому естественному навесу примыкала удобная для работы полянка. Поблизости тёк ледяной горный ручей и росла дикая малина.

Так как я всё ещё был слаб, большая часть тяжёлой работы пала на плечи моих спутников. Кир взялся за изготовление кольев и стрел для охоты. Рэн снял шкуры с добычи и взялся за их выделку. Я насобирал дров для костра и развёл огонь, а затем занимался готовкой. Лишь когда стемнело и на долину спустился холодный туман, мы все сели у костра.

Но разговор не клеился.

Гном всё не бросал попыток вырезать из дерева приличную ложку. Рэн вил новую тетиву, на которую пошли вытянутые из добычи жилы. Я, инстинктивно потирая уже здоровую руку, смотрел на огонь. Это продолжалось около получаса, прежде чем из меня вылетело задумчивое:

— Состариться бы.

— Чего? — не понял Кир.

— Дожить до старости. Я бы здесь поселился, когда стану старым пердуном.

Гном неторопливо снял длинную стружку. Пуэри чистил очередное волокно.

— Рэн, что скажешь? — я перешел на орумфаберский. — Что будешь делать в старости?

— Вряд ли я успею состариться, — без раздумий отозвался тот.

Я вздохнул.

— Вот и я вряд ли. Кир, а ты? Есть планы на старость?

Гном помолчал.

— Я копатель, — сказал он тихо. — Только два копателя за всю историю дожили до преклонных лет. Первый — потому что потерял обе ноги. Второй — потому что ослеп. Дальше сам думай.

— У меня для вас плохие новости, парни. Похоже, мы все пессимисты.

— Пока ещё живые пессимисты, — поправил меня Кир.

Я пожал плечами и перевёл сказанное Рэну.

— Я не пессимист, — сказал пуэри невозмутимо. — Я просто хорошо считаю.