Карие глазки засветились еще ярче, чем когда она вошла ко мне в палату. Теперь понятно, кто зажег этот огонек…
- Анаит Самвеловна, я вас у входа буду ждать через десять минут, - доктор уходит, а я не могу сдержать счастливой улыбки – как я рад, что у Ани за столько лет наконец-то появился ухажер, которого она не отталкивает уже на подходе.
- Давид, не смотри так, - пеняет мне родственница. – Зачем ты сказал, чтобы я поехала? Только представь, что будет, если наши увидят меня, выходящей из чужого автомобиля.
- Ты хотела сказать, из автомобиля с русским водителем.
- Тем более! Мне жизни не будет после этого… Если вообще из дома не выгонят.
- Аня, прекрати! – говорю довольно строго, чтобы немного взбодрить её. – Ты такая же хозяйка того дома, как и все! Имеешь равные права с моим отцом. И ты уже взрослая девочка…
- Ага, настолько взрослая, что успела стать разведенкой.
- Хватит цитировать мою мать! То, что ей повезло с замужеством, а тебе нет, не делает её великой личностью, чьи фразы стоит заучивать наизусть. Аня, ты имеешь право встречаться с теми, с кем захочешь.
- Я знаю… Но, Давид… А если я снова ошибусь? Отряхнуться и пойти дальше я уже не смогу…
- Сможешь, - говорю уверенно. – Ты что же думаешь - никто не ошибается? Ошибаются. И ты и на это, представь себе, имеешь право.
- Хорошо говорить с юристом – все права мои знает, - Аня наконец повеселела от своей же шутки, и напряжение разговора спадает. – Ладно, пойду я, а то неудобно заставлять человека ждать.
Она целует меня в щеку, а я пытаюсь поймать её взгляд, чтобы увидеть эти искорки предвкушения встречи, но упрямица специально меня игнорирует. И только у выхода на секунду задерживается и выпаливает мне на прощание:
- И не смотри так на меня! Прибереги свои взгляды для Аси!
Анаит всё-таки бросает мне быструю счастливую улыбку и ускользает за дверью, не успев заметить грусть, вернувшуюся ко мне после упоминания любимого имени.
Асья… Весь день гнал от себя мысли о ней, и вроде бы даже получалось – родственники и медперсонал даже в тихий час не дали мне остаться одному. И вот теперь вечер, палата опустела, и мысли, будто слетев с ручника, понеслись в мою голову.
Вот она стоит передо мной в растянутой домашней футболке, вся в штукатурке, с каким-то платком на голове, перекосившемся и съехавшим на бок. Смешная и такая маняще близкая. Так и хотелось прижать к себе. В принципе, я это и сделал, когда снимал её с дивана за секунду до падения. И отпустить было очень сложно – руки не желали слушаться, сцепляясь на тонкой талии…
Вспомнил, как она пробовала впервые долму… Смотреть, как Асья ест – это вообще отдельное искушение. Испачканные соусом губки так и хотелось поцеловать…
А ведь поцелуй едва у нас не случился. Чуть позже, когда мы катались на велосипедах в парке. Помню каждую деталь того момента, и Асино лицо, испуганное и застывшее перед моим. Как бы она отреагировала, поцелуй я её тогда? Если бы была возможность у людей отматывать время назад, то из всей своей жизни я бы выбрал тот день и всё-таки поцеловал. Я тогда боялся, что спугну её и она оттолкнёт меня, закроется… Сейчас же я понимаю, что, возможно, мы больше не увидимся с ней никогда, и безумно хочу хотя бы узнать вкус её губ.
Замечтавшись, я и не заметил, что в палату кто-то вошел. Густые сумерки не дают рассмотреть посетителя.
- Мама, это ты? – всматриваюсь в темный силуэт, который молча приближается к моей кровати…
37.
Больничная палата практически полностью погрузилась во тьму. Из незашторенного окна внутрь проникает тусклый свет уличного фонаря, но он падает на вошедшую со спины и не даёт разглядеть лицо. В том, что вошла именно женщина, я не сомневаюсь: тонкая комплекция и плавная походка никак не ассоциируется с мужчиной.
- Каринэ? – зачем-то называю имя сестры, хотя на языке крутится совсем другое имя, которое я пока не решаюсь назвать. Боюсь? Да, но скорее того, что это может быть не она…
- Привет, - слышу знакомый голос и чуть не подскакиваю на кровати. Многочисленные повреждения препятствуют перемене положения тела даже на считанные сантиметры.
- Асья… Ты пришла?
- Я не могла не прийти…
Стараюсь рассмотреть её лицо, но ничего не выходит – противный свет в окне будто стал ярче и слепит меня, оставляя облик напротив в черной неизвестности.
- У меня завтра операция…
- Я знаю, - отвечает мгновенно, предупреждая и будто обрубая дальнейшие мои сомнения насчет её исхода. – Всё будет хорошо.
- А если нет? – сам не понимаю, почему задаю этот вопрос ей, я ведь решил, что не буду ставить Асью перед нравственным выбором.
Ася ничего не отвечает, а садится на край моей кровати – так близко, что мне достаточно протянуть руку и я смогу её коснуться, и в то же время она совершенно недосягаема – рука, которая могла бы дотянуться до неё в гипсе и примотана к туловищу.
- Асья, я не могу рассмотреть твоё лицо, - это становится настоящей пыткой! С каждой секундой я понимаю, что больше всего на свете мне сейчас нужно её увидеть!
- Ты же слышишь меня, разве этого не достаточно? – как будто бы усмехнувшись отвечает и склоняет голову на бок.