Читаем Двухместное купе полностью

Двухместное купе

Владимир Владимирович Кунин , Владимир Кунин

— «...шестидесятитонный бензовоз фирмы „Арал“, с отказавшими тормозами и разрушенной системой сброса оборотов двигателя, не смог остановиться и на скорости сто десять километров в час врезался в наемный лимузин, в котором сидели русские пассажиры — Алекс Самошников и Грегор Гаврилиди»...

Гриша ошеломленно посмотрел на Лешку и, еще не веря своим глазам, успел дочитать до конца:

— «Оба погибли».

Лешка закрыл глаза, откинулся на белоснежную кожаную спинку сиденья и внятно сказал:

— Простите меня, родные мои...

* * *

— Нет!!! Нет!!! Нет!.. — пронесся над перекрестком дикий мальчишеский крик. — Не-е-е-ет!!! Не смей!

* * *

НО В ЭТО МГНОВЕНИЕ РАЗДАЛСЯ СТРАШНЫЙ, СКРЕЖЕЩУЩИЙ, ВЗРЫВНОЙ УДАР!..

НА ПОЛНОМ ХОДУ, ПОД ЗВУК СОБСТВЕННОГО ПАНИЧЕСКОГО СИГНАЛА, БЕНЗОВОЗ БЕЗЖАЛОСТНО РАЗРУБИЛ ДЛИННЫЙ БЕЛЫЙ ЛИМУЗИН, КОТОРЫЙ ТУТ ЖЕ ПРЕВРАТИЛСЯ В БЕШЕНЫЙ, РВУЩИЙСЯ ВВЕРХ ФАКЕЛ...

* * *

Последнее, что видели чудом оставшиеся в живых на этом ужасном перекрестке, — это взлетающий вверх гигантский столб смертельного огня...

...а в самом верху этого жуткого костра...

...метрах в сорока над землей, где ослабевающие языки пламени уже теряли свои страшные переменчивые очертания...

...метался, рыдал и что-то выкрикивал светловолосый и голубоглазый мальчишка лет тринадцати — тот, который еще совсем недавно весело бежал рядом с белым лимузином...

Теперь вместо рюкзачка у него за спиной были большие белые крылья с темными, обгоревшими по краям перьями.

Это был наш Ангел...

Он кругами летал над местом катастрофы, задыхался от дыма, кашлял, судорожно взмахивал опаленными крыльями, громко и безутешно плакал, грозил кулаком в бескрайнее Небо......и с ненавистью кричал куда-то вверх:

— За что?! За что, Господи?! Как ты мог?! Как ты мог, Господи?! Да будьте вы Там все прокляты!!!

* * *

А потом все заволокло густым черным дымом, сквозь который прорывались лишь надсадный вой сирен «скорой помощи» и пожарных машин и слабеющие отголоски криков рыдающего маленького Ангела:

— Как ты мог, Господи?!

* * *

... Звуки катастрофы стали затихать и преобразовываться в шум движущегося поезда...

... Уже стучали колеса по рельсам, уже лязгали вагонные сцепки, уже слышались далекие сигналы электровозов, и страшная картина западногерманского перекрестка Того Времени уступила место Сегодняшнему железно-дорожно-вагонному...

... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.

Ангел сидел за купейным столиком, обхватив руками голову...

В.В. лежал, уставившись широко открытыми глазами в пластмассовый потолок...

Стараясь не поворачиваться к В.В., чтобы тот не заметил его слез, Ангел слегка отодвинул оконную занавеску, посмотрел в окно.

— Светает? — спросил В.В., не глядя на Ангела. Ангел проглотил комок, застрявший в горле, сказал хрипло:

— Вот-вот начнет...

Помолчали под стук колес. Потом В.В. спросил:

— Сколько вам лет, Ангел?

— Двадцать шесть. Столько же, сколько было Леше Самошникову в день его гибели.

И снова последовала пауза...

— Где его похоронили? — наконец решился спросить В.В.

— Нигде... — пожал плечами Ангел. — Нечего там было хоронить, Владим Владимыч. Вы же сами видели...

В.В. зажмурился и от нелепости своего вопроса даже затряс головой..

— Простите меня — старого, выжившего из ума дурака... Кто угодно мог бы задать такой идиотский вопрос, но только не я!.. Когда в сорок третьем, в горноальпийской диверсионной школе меня научили убивать и взрывать, я мог бы припомнить, как все это выглядит после такого столкновения и взрыва...

— Не расстраивайтесь, Владимир Владимирович. Нелепые вопросы, которые мы часто задаем при столь очевидных событиях, — простейшая форма подсознательной защитной реакции.

В.В. сел, закурил сигарету.

Ангел снова создал невидимую защиту своей половины купе от дыма и сказал, будто продолжил прерванный рассказ:

—...почти сутки я отлеживался в квартире покойного Леши Самошникова... А на второй день, под утро, возник мой Профессор — милый и добрый Ангел-Хранитель, научный руководитель моей Наземной практики. Волей Всевышнего он был специально командирован Сверху Вниз, чтобы немедленно прекратить мою учебную практику и вернуть меня Наверх — на Небо, для дальнейшего разбирательства моего персонального дела...