«Двухсотый»

«Какой он замызганный!» – думала Гуля, рассматривая офицера. Герасимова она ни разу не видела таким. Когда Валера возвращался с боевых, то, прежде чем встретиться с Гулей, надолго уединялся в бане с мылом, шампунем и бритвенным станком. Она привыкла видеть его в чистом обмундировании, гладко выбритым, пахнущим одеколоном. Только один раз она видела его грязным, с почерневшим от щетины и гари лицом, в рваном, покрытом бурыми пятнами маскхалате, с ввалившимися, полными смертельной усталости глазами. Это было минувшей весной, когда Герасимов вернулся с армейской операции из Джабаль-ос-Сараджа. Он подъехал на своей боевой машине прямо к медсанбату, чтобы выгрузить раненых. Истерзанных, окровавленных, поломанных, изрезанных бойцов вытягивали из десантных отделений. Их было много, очень много. Не хватало носилок, и фельдшеры таскали раненых на себе. Многие бойцы стонали и кричали. Кто-то здесь же, у гусениц, терял сознание, падал, умирал, и врачи, звеня капельницами, инструментами, разрывая на ходу стерильные упаковки, бережно прижимая к груди пакеты с донорской кровью, разворачивали на пыльной дороге реанимацию. Гуля увидела Герасимова, сидящего на броне, и в первое мгновение не узнала его. А когда узнала, то ужаснулась, но выгрузка раненых уже закончилась, БМП дико заревела и, развернувшись на месте, помчалась в полк. Она потом стала его бояться, словно узнала о некой тайной, скрытой стороне жизни Герасимова. Эта вторая сторона жизни присутствовала в нем постоянно, лишь до поры до времени скрываясь и ничем не выдавая себя.

– Вы… – пробормотал Грызач, не в силах оторвать глаз от девушки. – За что ж это вас сюда?

Гуля почувствовала неловкость. Грызач, должно быть, хотел сказать комплимент, но добился противоположного эффекта. Хорошего человека в такую дыру не пошлют. Значит, Гуля в чем-то провинилась, раз ее сюда зашвырнули.

– Служебная командировка, – ответила она сдержанно, без какой бы то ни было интонации. – Покажите руку!

– Зачем?

– Что у вас с пальцем?

– Фигня, – ответил Грызач. – Минометной трубой придавил.

– Он же у вас распух!

– Да я глиной замазал… Пройдет…

Гуля начала сердиться:

– Вы или показывайте палец, или выходите.

Грызачу кровь ударила в лицо. Стыд какой! Зачем он сюда пришел? Да еще несет какую-то чепуху. Он незаметно протер палец краем маскхалата и нерешительно протянул руку.

– Ужас, – поставила диагноз Гуля, рассмотрев воспаленный, набухший палец. – Как вы ходите с ним?

– Да без проблем…

– Будете принимать антибиотики… Не дергайтесь!

Она обильно смазала палец зеленкой, потом обмазала его тетрациклиновой мазью.

Весть о том, что на «точку» приехала обалденно красивая врачиха, мгновенно облетела все окопы, щели и огневые точки. Бойцам хотелось посмотреть на живую женщину. У двери в «офицерское общежитие» образовалась очередь. «Деды», оставив молодых на позициях, ломанулись за медицинской помощью. Грызач сидел вместе с прапорщиком Хорошко у бражной ямы и, черпая из нее кружкой, внушал:

– Не вздумай к ней соваться, конь ты бельгийский. Ты на свою харю давно в зеркало смотрел?

– Имею право. Меня постоянно мучают головные боли, – упрямился Хорошко, поднося к носу дольку луковицы.

– Меньше браги жрать надо, тогда голова болеть не будет!

– Кончай наглеть, командир! Сам сходил, а я что, лысый?

– Ты ее испугаешь своим видом! Она хрупкое и нежное существо.

– Это какая такая? Не понимаю. Ты нормально можешь объяснить?

Брага была теплой, нагревшейся за день на солнце. Часто попадались склизкие комочки. Грызач их выплевывал, а Хорошко жевал. Минометные расчеты открыли беспокоящий огонь. Через каждые две-три минуты земля вздрагивала от разрыва мины: бум-ссссшшшш!

– Она в белом халате? – допытывался Хорошко.

– Нет. В эксперименталке. Старший лейтенант.

– Так у нее есть звание?

– А ты как думал, пес смердячий? Она может тебя построить, а потом на куй послать.

Быстроглазов вздрогнул от первого разрыва мины, даже немного пролил из фляги на грудь. Потом догадался, что лупят не по нему, и стал жевать спокойно, изредка делая небольшие глотки. «Эти разрывы – как колотушка ночного сторожа, – подумал он. – Спать буду спокойнее».

Он доскреб тушенку, выкинул банку наружу через люк, погасил лампочку дежурного освещения и вытянулся на матрасе.