«Двухсотый»

Обернулся на Гулю, подмигнул ей. Она тихонько высморкалась в полотенце. Хороший он мужик, этот Владимир Николаевич. Хороший мужик. Но разве он может воскрешать людей? Он хорохорится, показывает характер. Его-то точно не убьют, он на войну не выезжает. Разве что раз в полгода поторчит день-другой на командном пункте дивизии, когда разворачивается большая, образцово-показательная операция, посуетится среди проверяющих генералов из штаба округа, проследит, чтобы вдоволь было холодной минералки, чтобы в палатке для отдыха койки были застелены свежими простынями, чтобы насчет пожрать и выпить не было проблем. Вот и вся его война. А настоящую войну, со стрельбой, взрывами, кровавыми бинтами и воплями раненых, тянут ротные и взводные Ваньки да копченая безымянная солдатня.

— Алло! Богданов, ты?.. Стой, стой, не тараторь, потом доложишь…

Гуля скомкала полотенце, выпрямила спину, подала плечи вперед — не пропустить бы ни одного слова. Мамочка родненькая, хоть бы этот невидимый и далекий Богданов сказал хорошие слова. Хоть бы этот миленький, добренький, хорошенький дядечка сжалился над ней и сказал нужные слова, хоть бы пощадил, хоть бы его сердечко дрогнуло; ах, зря начпо говорит с ним так строго, Богданов может струхнуть и сказать совсем не то, что нужно. Лучше бы Гуля поговорила с ним — ласково-ласково, как кошечка, тихо-тихо, как лесной ручеек, и Богданов не сдержался бы, его душа размякла бы, как глина в руках гончара, и он сказал бы: «Жив, жив твой Герасимов!»

— Колонна наливников уже прибыла в твое хозяйство?.. Стой, стой, не тарахти! Все это я знаю! Ты вот что сделай: немедленно выясни, что там со старшим лейтенантом Герасимовым. Диктую: Геннадий, Евгений, Роман… Записал, да? Он в составе колонны ехал в отпуск. Ротой командовал лейтенант Ступин. Лично выясни, Богданов! За информацию головой отвечаешь. Сам, своими руками пощупай этого Герасимова, проверь его документы, сличи фотографию и дай мне точную и исчерпывающую информацию. Если что напутаешь — партийный билет положишь мне на стол. Ты понял, Богданов? Я жду доклада через десять минут.

Он положил трубку, взглянул на девушку:

— Сейчас мы все узнаем.

Десять минут! Как долго! Это целая вечность. Она взглянула на часы, висящие над низкой и широкой кроватью с лакированными торцами — такие обычно в гостиницах. Удобные, жесткие, не скрипят. Не то что панцирные койки… Во рту солоно. Гуля тронула губы ладонью. Покусала до крови.

— Кушать хочешь?

В углу стоял холодильник. Такая роскошь для здешней жизни! Большой, домашний, уютный и аппетитный «Саратов».

— Салями есть… — Начпо перебирал завернутые в бумагу продукты. — Сыр голландский. Коньячок. Это мне из Кировабада привезли… Ага, я знаю, по чему ты давно соскучилась! По селедке! А у меня есть настоящая балтийская сельдь пряного посола. Целая банка! Попробуешь? С черным хлебом, ага?

Она смотрела на часы. Черт, всего три минуты прошло!

— Почему он не звонит? Сколько нам еще ждать?

Начпо толкнул дверь холодильника, она с пуком захлопнулась. По комнате проплыла волна колбасного запаха. Какая селедка? У нее только Герасимов в голове! Зациклилась на одном, ничего больше не воспринимает. Не женщина, а облако: ты ее хоть обнимай, хоть палкой бей, хоть проходи сквозь нее — все одно.

— Это можно так целый час ждать, — произнесла Гуля. Голос ее стал совсем слабым. Она задирала голову, смотрела на часы, а когда опускала, на щеку скатывалась слеза.

— Наберись терпения! — осадил ее начпо, и тотчас противно затрещал телефон.

Гуля вскрикнула, вскочила. Начпо широкими шагами приблизился к аппарату.

— Слушаю… Ну?..

Тишина.

— Это не твоего ума дело… Я с этим сам разберусь… Правильно, это его дело…

Тишина.

Гуля не выдержала, схватила начпо за руку.

— Ну, что там?!! Не молчите же!!

Он положил трубку, повернулся к ней. На широком лице полковника — широкая улыбка. А девчонка-то, девчонка, вы только посмотрите на это чудо! Вот это глаза! Мурашки по коже от такого взгляда! Черные звезды, а не глаза! Губки дрожат, а верхняя до чего же миленькая, чуть вздернута кверху, так и хочется аккуратно прихватить ее зубами. Хороша, чертовка! А ведь девчонка-то его, персональная, специально присланная в качестве помощницы для ведения домашнего хозяйства. А какая-то мелкая шлаебень перехватила. Но сейчас она принадлежит ему, начпо. Сейчас она жить без него не может. Сейчас она стоит рядышком, близко-близко, так, что можно уловить запах хвойного мыла и еще… какой-то особенный женский запах, очень-очень приятный, волнующий. Начпо потянул носом. У него давно не было женщины, напряжение приходилось снимать мастурбацией, после которой он приходил в политотдел, вызывал офицеров и устраивал разнос.

— Ну что же с Герасимовым?!! — выдала Гуля низким, сорванным голосом — нет, даже не голосом, а ревом.