Двуликий

Несмотря на то, что между нами метров двадцать точно, различая по ту сторону, за спиной, чавкающие во время разговора, не естественные для человеческих ушей звуки, я все же переминаюсь с ноги на ногу, всерьез задумавшись над возможностью покинуть укрытие и уйти, сделав вид, что все это время была в наушниках и ничего не слышала. Но не успеваю даже додумать мысль, улавливаю шаги в свою сторону и неосознанно отступаю, вжимаясь в дерево. Явственно ощущая, как под ногами хрустят ветки, сухие листья и прочий лесной мусор, зажмуриваю глаза от досады, но понимаю, что стало слишком тихо, чтоб утверждать, что произведенный мною шум не был ими воспринят. По спине стекает холодный пот. Открываю глаза и глушу любопытство, чтоб не выглянуть снова и не посмотреть, почему так резко все стихло.

– Ты слишком любопытная… Я просил написать, а не следить за мной… – серые глаза резко оказываются чересчур близко, не давая возможности понять, как он так быстро и тихо оказался рядом.

Зажав меня между собой и деревом и прислонив руки по обе стороны от моего лица, он окончательно перекрыл все возможности сбежать.

– Черт, ты… Прости, умоляю! Клянусь, я ничего не слышала… Не ввязывай меня… – едва дышу, отвечая ему в самые губы и отворачиваясь, чтоб не рассматривать потрескавшуюся кожу на его лице.

– А я и не ввязывал! Ты сама очутилась на той трассе! Ты сама пришла в парк, в котором высадила меня! Ты все делаешь сама! – его холодное, мятное дыхание и ровные, грубые, не гибкие во время разговора губы, не дают вникать в смысл сказанного, – Я просил всего лишь написать…

– Я не хотела! – признаюсь и выдаю все как есть, – Ни видеть! Ни писать! Это все случайности! – цежу слова, отчего – то зажмурившись – невыносимо близко находится это лицо.

Лицо, которое вгоняет в чертов ад настолько, что конечности перестают реагировать на сигналы.

– Но, тем не менее ты здесь! – режет словами больнее ножей.

Это правда. Он прав и нет смысла доказывать обратное!

– Это совпадение, прошу поверь… – мой напор стихает, превращаясь в мольбу, – Дай мне уйти, умоляю…

К моей неожиданности, он делает шаг назад и произносит:

– Иди…

Поднимаю взгляд и вижу вновь человека. Немой вопрос застывает на губах, но я не решаюсь спросить, как он делает все это.

Уходи, идиотка! Беги!

Делаю шаг – он недвижим. Не верю, что отпускает.

– Иди! – повторяет вновь, добавляя жестко, – Уходи!

Я послушно разворачиваюсь к нему спиной и ухожу – медленно и растерянно. По щекам текут слезы от напряжения.

Именно этот его поступок сбивает с ног, угнетает сознание и убивает веру во все, что жило во мне до сих пор. Все мои убеждения, что зло не способно сочувствовать – оказываются вдребезги разбиты.

Всю дорогу из парка оборачиваюсь, убеждаясь, что слежки нет. Но он так и стоит на месте до тех пор, пока не отхожу на приличное расстояние, затем разворачивается и уходит.

Мой мозг отказывается во все это верить, а смешанные чувства туманят сознание.

Оставшийся день я провожу в постели, бездумно поглаживая толстую морду своего Барса, вальяжно развалившегося на моей груди.

Глава 4

Дик

Выходка Натана вызывает во мне агрессию – я не собирался видеться с парнями, уж тем более устраивать посиделки у Озера, но он дал им мое слово!

Оказывается, так можно было?!

Мало того, что сам туда неохотно езжу, так тут еще и вылазка внеочередная, да к тому же совместная, и возможно, требующая веселья и настроения, которое отправляется к черту, стоит только издали увидеть блеск проклятой воды, отнявшей у меня нормальную человеческую жизнь.

После того самого дня, перевернувшего всю мою жизнь и отобравшего детство, я постепенно стал отдаляться от друзей. И Натан с парнями не особо тянулись и нуждались в нашем общении. Виделись, конечно, периодически, но наши жизненные принципы и цели разошлись, как у Робина Гуда и Соловья Разбойника. Они – творили разбой и наслаждались, а я «помогал людям» только тем, что практически не вступал с ними в контакт, оберегая от встречи с Темным.

На сегодняшний день я не видел Джека и Криса уже около года. Мне это было и не нужно в целом, не особо хотелось видеть тех, кто, по сути, должен страдать от произошедшего, так же, как и я, но отчего-то ведет себя иначе, даже получая удовольствие и уживаясь с нечистью внутри.

Мне никогда не понять этого.

Разговора с Натаном в парке не получилось – Темный то и дело просился на свободу и вместо того, чтоб выяснять отношения, я гасил в себе Его ярость, чтоб не ввязаться в потасовку с тем, кто дал моё слово без моего ведома. Натан – единственный из них троих, с кем я более-менее поддерживаю связь, и то возобновили мы её примерно год назад. Скользкий тип, не поспоришь с этим, но те двое, после обращения – вообще ад кромешный.

А тут еще она…

Какого черта забыла в этом парке?