Двум смертям не бывать

Обычно после общения с ним у его бывших коллег появлялись дорогие вещи и деньги — Жорик хорошо платил за предоставленные сведения. Лучников использовал его для добывания кое-какой информации, и их сотрудничество было взаимовыгодным…

— Он не согласился, — обескураженно развел руками Жорик.

— Сколько ты ему предложил?

— Сколько договаривались, а потом еще накинул тысяч пять.

Молчаливая женщина в углу застыла с мнимой безучастностью.

— А он?

— Сказал, что не продается. И знаешь, так гордо произнес, с презрением… Мол, у него и без денег все есть — семья, работа… Я ему набавлял, набавлял, а он — ни в какую! Сказал, что рано или поздно вас всех, гадов, посадят или перестреляют, как собак… Или сами сдохнете в тюрьмах.

На скулах шефа «Элиды» от бешенства заиграли желваки.

— Вот падла! — выдохнул он. — Не продается, значит… Тогда мы его и покупать не будем, он таких денег не стоит… Ты разузнал о нем что-нибудь?

— Вообще-то, Лучок, это стоило мне хороших денег… Все же он не последний человек в управлении, да и рискованно все это…

— Сколько?

— Пять тысяч Иванчикову и три его подручному.

— Ладно, получишь…

На стол лег исписанный листок бумаги…

Жорик обрадованно прикрыл за собой дверь… Кажется, ему сегодня обломился крупный куш. Кое-какую сумму из той, что обещана гэбистам, он оставит себе. Плюс еще за содействие…

— Что будем делать? — раздраженно произнес Лучок, нервно расхаживая по комнате.

Его вопрос так и повис в воздухе без ответа.

— Что делать, Жанна? Нас обложили со всех сторон…

— Не паникуй. — Узкая рука взяла со стола листок бумаги, сосредоточенные темные глаза принялись изучать его.

Лучников взволнованно засопел и сжал ладонями виски. Обостренным чутьем загнанного в угол зверя он ощущал, как опасное кольцо сжимается, сдавливает горло, лишая доступа кислорода. И ему позарез нужно было вырваться из этого кольца.

— Что делать? Что делать? — шептал он.

— Не паникуй. У них на нас ничего нет! — спокойно возразила Жанна.

— Как же, нет! — хмыкнул Лучок. — А Морозов?

— Морозова тоже скоро не будет…

— Но пока-то он есть! Чем больше мы его держим у себя, тем глубже суем голову в петлю. Возьмут с поличным!

— Значит, нужно побыстрее избавиться от него, — спокойно заметила Жанна. Ее голос даже не дрогнул.

— Как это так? — опешил Лучок. — А «лавье»?

— Надо его поскорее убрать, чтобы замести следы. «Лавье» потом стрясем с его жены. Никуда она от нас не денется — у нее ребенок. И еще…

— Что?

— Тот тип, ну, о котором рассказывал Жорик… Надо его тоже убрать, спокойнее будет. И сделать так, чтоб другим неповадно было! То есть с шумом, с треском. Он говорил: все, что ему нужно — работа и семья… Ну, работы он может лишиться. И семьи, и жизни… Ты меня понимаешь?

— Ну ты даешь, Жанна! — Лучок повеселел, до него наконец дошло. — Ну ты голова!

Его собеседница слабо улыбнулась.

— А не слишком ли это?.. — Слова будто застряли в его горле.

— Нет, не слишком! — Она поняла его с полуслова. — Да и какая ему разница, когда умирать? Двум смертям не бывать, сам понимаешь. А тут такой расклад — или мы, или он… Так уж лучше он…

Косарев запомнил тот солнечный осенний день на всю жизнь. Даже на Страшном Суде он будет помнить белесое небо с размазанной легкой пенкой перистых облаков, неяркое октябрьское солнце, ржавые леса до горизонта, сухую листву, как будто нашептывающую воспоминания о лете, о теплых днях, о жарком солнце и о счастье.

Семья Косаревых провела весь день на даче. Дети как оглашенные носились за разморенными последним теплом жуками, жена Ольга гремела посудой на веранде, готовя ужин, а сам глава семейства поправлял забор — в тишине раздавалось легкое потюкиванье молоточка, напоминавшее перестук дятла в лесу.

Клочок земли с дощатым домиком, гордо называемый в семействе Косаревых дачей, на самом деле представлял собой участок в шесть соток в садовом товариществе с такой заболоченной землей, что, кроме осоки и лягушек, там ничего не желало расти. Чахлые яблоньки уже лет десять не могли оторвать от земли свои редкие кроны, клубника сгнивала, не успевая расцвести, зато лягушки водились в изобилии и служили желанной добычей для детей. Косаревы долго копили деньги и специально для поездок на «дачу» пять лет назад купили подержанную «шестерку», которая служила предметом гордости всего дружного семейства.

Солнце клонилось к вечеру, и пора было возвращаться домой. Ольга уже вымыла посуду, нарезала на грядках немного петрушки и укропа и уже стала собирать вещи, как вдруг к Косаревым зашел сосед по участку.

— Друг, выручай, — взмолился он. — Завтра, в понедельник, привезут столбы, электричество будут проводить, а все правление в городе! Мне на работу позарез нужно, будь другом, выручи, останься на завтра. А то электричества мы еще лет десять не дождемся…

— Конечно, оставайся, Сережа, — поддержала жена. — Мы с детьми поедем домой, а ты вернешься завтра на электричке.

И Косарев согласился. Очень уж манила его перспектива иметь в дачном домике свет. И кроме того, если не он, то кто же…