Двум смертям не бывать

Девушка перекинула ногу через ветку, развернувшись лицом к окну, мотнула головой — тяжелая черная коса отлетела за спину.

— Из-за тебя чуть с дерева не брякнулась. — Проворчала она. Сижу, никого не трогаю, тут летит в лицо какая-то дрянь.

— Это не дрянь, это пергамент. — Машинально поправил Эдгар, продолжая ее разглядывать. Ну и порядки тут, дворец, называется, какие-то девки по деревьям лазят. И вообще… Эдгар, конечно, помнил рассказы Рамона, как они с Лией носились по окрестным лесам, и по словам брата, она не гнушалась взобраться на дерево. Но все равно, не пристали девушке, вступившей в брачный возраст — а сидевшей на ветке по виду было достаточно лет для сговора — подобные забавы.

— Какая разница? Извиняться-то будешь, или слов таких не знаешь?

— Извини. — Согласился Эдгар. Потом подумав, добавил. — Хотя я не уверен, что извиняться должен я, а не ты.

— Это еще с чего? — фыркнула она.

Девушка, надо сказать, оказалась хорошенькой: правильный овал лица, большие карие глаза, точеные черты. Жаль, фигуру не разглядеть. Эдгар разозлился, поймав себя на этой мысли. Вот только пялиться на сидящих на деревьях девок не хватало. Осталось только какую-нибудь служанку в постель затащить. А потом сходить поговорить с королем о целомудрии.

— Ну, хотя бы с того, что некрасиво подглядывать за людьми. Или у вас это считается правильным?

А кстати, кем она может быть, эта девушка? Судя по осанке и тону, явно не простолюдинка, даже если на миг допустить, что простолюдинке — той же служанке, скажем — кто-то позволит лазить по деревьям королевского парка. Дочь кого-то из придворных? Скорее всего, причем не мелкой сошки, раз уж ей дозволяются подобные выходки.

— Я не подглядывала!

— О, да, ты наверняка взобралась на дерево, чтобы поразмышлять о догматическом богословии.

— А кто виноват, что ты из своих покоев носа не высовываешь? Должна же я была на тебя посмотреть?

— Вот нахалка! — восхитился Эдгар. — Что я, чудище заморское что ли, чтобы меня разглядывать?

А ведь чудище заморское и есть, подумал он, и развеселился окончательно.

— Сам нахал. — Огрызнулась девушка. — Что теперь, вечернего пира что ли ждать? Или и вовсе пока мне утром учителя представят?

— Чего? — Эдгар оторопев, тяжело оперся о подоконник. Да нет, не может быть.

— Меня зовут Талья. Папа сказал, что с завтрашнего дня ты будешь учить меня богословию.

— Катехизису.

Никогда в жизни ученый не чувствовал себя большим дураком. Это ж надо так опростоволоситься… Или его все же разыгрывают?

— Катехизис-ерунда. — заявила принцесса, забавно сморщив носик — Я его давно вызубрила. Скука.

Эдгар промычал нечто неразборчивое, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Получалось плохо.

— Нет, правда, чему там учить-то? Есть текст, есть комментарий, что еще разжевывать?

— Ты читала перевод?

— Нет, конечно. — Она пожала плечами. — Должна же я знать язык народа, среди которого буду жить. По правде, читаю я куда лучше, чем говорю, но, думаю, ты поможешь это исправить.

— Как прикажешь, госпожа.

— Ага, вот ты как заговорил. А то «нахалка»…

— Государыня…

— Брось — она махнула рукой. — Я не обиделась. В кои-то веки нормальный человек нашелся, а то слова поперек молвить боятся. — Она помолчала, теребя косу, снова откинула ее за спину. — А что такое дог-ма-ти-чес-кое богословие?

Эдгар закашлялся:

— Это мы изучать не будем.

— Почему? — изумилась она.

— Ну…

— Ясно. Волос долог, ум короток, так, кажется, у вас говорят?

Примерно так Эдгар и думал — но не признаваться же в этом. Узнавать, какова принцесса в гневе почему-то не хотелось.

— Видишь ли… — осторожно начал он. — Судить будут прежде всего по твоему поведению и твоим речам — а я, право слово, не уверен, что где-то, кроме стен университета можно обсуждать догматическое богословие. Так что, если ты знаешь катехизис, я бы начал с того, как правильно вести себя в храме, исполнения церковных таинств и жития святых. И, собственно, самого священного писания. А там видно будет.

— Писание я прочитала. Но ты прав, — поразмыслив ответила она. Глянула на солнце, заерзала. — Ладно, об этом завтра. Пора собираться на этот пир, чтоб его.

— Он скоро?

— Нет. Но наряд и прическа… — она махнула рукой, в который раз откинула косу. — Да, чуть не забыла: как тебя звать?

— Эдгар.

— Хорошо. Тогда до вечера, Эдгар.

Она юркой белочкой скользнула меж ветвей, помахала рукой и вприпрыжку помчалась вдоль стены замка.

Эдгар рухнул на кровать, застонал. Нет, воистину, только с ним могло случиться что-то подобное. Хмыкнул: никакого вожделения, значит? А кто не так давно таращился на торчащие сквозь рубаху пуговки сосков? Он долго и прочувствованно выругался. Похоже, остаток вечера придется провести в размышлениях о грехе гордыни.

Здравствуй.

У меня все не как у людей — то неделями не пишу то, вот, два письма подряд. И кто знает, которое из двух придет первым? И придут ли вообще. К вам стремится все больше служителей церкви, и на монастырских гонцов тоже можно положиться — но тяготы путешествия есть тяготы путешествия, и до цели добирается далеко не каждый. Впрочем, я ведь хотел рассказать не о том. Кольчуга.