Двум смертям не бывать

Уже успевший привыкнуть к тому, что хозяину дома подают то же что и всем остальным, Эдгар удивился, когда слуга поставил перед братом глубокую тарелку с почти непрозрачным варевом, исходящим горячим паром и густо пахнущим чесноком. Заметил он и то, как Рамон улыбнулся, смущенно и немного виновато.

— Что это? — спросил Эдгар, едва слуга вышел принести вино. Наверное, не стоило так осторожничать, едва ли тот понимал, что говорят господа, но молодой человек, никогда не имевший прислуги так и не научился относиться к ней, словно к живой мебели.

— Местное варево — Рамон снова усмехнулся. — Хвосты, ноги, хрящи ставятся вариться к вечеру и к утру превращаются вот в это. — Он поднял ложку с густой жидкостью.

— Незаменимая штука с перепоя. Но не помню, чтобы вчера просил это приготовить. Я что, сильно буянил напившись?

— Нет, кажется.

— Хорошо. А то было испугался, что впервые в жизни налакался до беспамятства и что-то выкинул. Иначе с чего бы?

— А ты не думаешь, что слуги могли просто посчитать пустые бутылки и сделать выводы?

— Да, пожалуй. — Он принялся было за еду, потом поднял голову, пристально посмотрел на Эдгара:

— И перестань меня разглядывать. Я жив, спокоен, и не собираюсь уходить в запой или устраивать дебош.

Эдгар, смутившись, принялся за рыбу.

— Вечером отметимся на балу, потанцуем. — Продолжал Рамон.

— Я не танцую.

— Куда денешься. Потом я тебя много с кем познакомлю, пригодится. И исчезну, как только позволят приличия.

— А я?

— Ну и ты, если хочешь. И если получится. Я-то здесь никому низачем не сдался, а вот ты теперь важная птица.

— Да какое там…

— Увидишь. — Пообещал Рамон. — Кстати, поедим, отдай слуге одежду, пусть приготовит.

— Да там нечего готовить.

— Постой. — Рамон отложил в сторону ложку. — Хочешь сказать, что все, что на тебе — и больше ничего?

— Нет, но… там то же самое, что и на мне. И… — Эдгар обнаружил, что краснеет. Он никогда не стыдился собственной бедности и уж тем более никогда не завидовал брату, разбрасывавшему серебро, по мнению самого Эдгара направо и налево. Но…

— Так. Обет или не на что пошить было?

Эдгар промолчал.

— Так. — Повторил Рамон. — по завещанию отца, в день шестнадцатилетия ты должен был получить двадцатую часть от дохода с наших земель за время, прошедшее с его смерти. И дальше ежегодно двадцатую часть годового дохода. Последние три года я сам тебе пересылал…

— Да, спасибо…

— Но это мелочь, только-только прожить не голодая. А вот то, что за предыдущие пятнадцать лет — там выходило немало. Ты получил эти деньги? У матушки было записано, что да.

— Нет. — Эдгар встретился взглядом с братом. — Твоя мать оплачивала мне жилье и учебу — до пятнадцати лет. На еду, и все остальное я зарабатывал сам — сколько себя помню. И после того, как мне исполнилось шестнадцать, ничего не изменилось. Разве что те деньги, которые присылал ты… прости, я забыл поблагодарить, так же, как и за то, что сейчас живу за твой счет.

— Так. — Снова сказал Рамон. Недоуменно посмотрел на хрустнувший в пальцах черенок ложки, бросил на стол уже негодную деревяшку. — И я тоже хорош: думал, что если не просишь, значит ни в чем не нуждаешься.

— Так я и не…

— Угу. Я знаю, сколько стоит пуд дров в столице зимой. А еще пергамент, чернила и книги. И заметил, как ты раздался в поясе за то время, что мы вместе — но решил было, что это оттого, что ты стал мало двигаться. А оказывается, просто начал есть вдосталь.

Эдгар уперся взглядом в столешницу. Поднять глаза казалось невыносимым.

— Учителю фехтования как умудрялся платить?

— Я ему книгу написал.

— Что?

— Наставления по воинскому искусству… он диктовал, я писал. А вместо платы он меня учил.

— Ясно. Доешь, возьмешь слугу и пойдете вместе выберете из моих вещей то, что не стыдно будет надеть вечером. На балу узнаешь у герцога, сколько ты еще тут пробудешь, и утром пойдем к портному.

— Я не…

— А я тебя и не спрашиваю. Начнешь ломаться — одену силой. До тех пор, пока ты не принял постриг и обет бедности вместе с ним — будешь одеваться и жить так, как это делают люди нашего положения. — Рамон поднялся.

— Куда ты?

— Сыт, спасибо.

Он поднялся в свою комнату, спустя короткое время вернулся, и исчез на улице. Эдгар кое-как дожевал кусок — есть расхотелось совершенно, и пошел искать слугу. Как оказалось, предупредить того Рамон не забыл.

Спустя примерно час брат вернулся. Зашел в комнату Эдгара, положил на стол увесистый кошелек.

— Здесь то, что ты должен был получить в шестнадцать лет.

— Зачем?

— Затем. — Отрезал он. — Поговорить с матерью и сказать все, что я об этом думаю, не получится, но…

Эдгар прикинул кошелек на вес, заглянул внутрь. Столько золота он не видел никогда в жизни.

— Откуда?

— Кое-что продал — на том свете драгоценности ни к чему. И заложил дом на два года. Успею — выкуплю. Не успею — опять же, в могиле он мне не пригодится.

— Я не возьму.

— Возьмешь.

Какое-то время они мерялись взглядами. Эдгар сдался первым.

— Спасибо.

Было невероятно неловко. Эдгар все же заставил себя поднять глаза на брата и удивился — тот тоже выглядел пристыженным.

— Не за что. — Буркнул Рамон. — С одеждой разобрались?

— Да.