Тихо шелестело море, провожая день. Они брели по берег, болтая без умолку, как когда-то перебивая друг друга. Рамон снял шоссы, остывающий песок чуть пружинил и прибой легонько касался босых ног. Глядя на спутника, и Лия разулась, подоткнула подол платья за пояс, так, чтобы можно было забрести в воду хотя бы по щиколотку.
— Хочешь искупаться?
— Нет.
— Разучился плавать? — она улыбнулась, брызнула водой с ладошки.
— Не разучился. Просто…
— Перестань, у нас испокон веков лезут в воду все вперемешку и ты об том знаешь.
— У нас нет. — Сказал Рамон, радуясь, что в сумерках плохо видно. — Отвык за три года.
— Жаль… я одна тоже не буду.
— Как-нибудь в другой раз.
— Ну да, куда торопиться. — Согласилась Лия. — Скажи, ты женат? Ваши женщины странные — постоянно путают дружбу с вожделением. Да и мужчины не лучше.
— Тебя кто-то обидел? — встревожился Рамон.
— Нет… Он был из свиты герцога, приехал уже после тебя. Не обидел… Просто я не сразу поняла, что он бывает в доме не только потому, что набивается в друзья к отцу… и что его интерес ко мне не только дружеский — а мне он нравился именно как приятель. Получилось некрасиво. Что такое «шлюха»?
— Мммм… — Рамон смутился. — Публичная девка. Извини.
— За что? Примерно так я и поняла.
— Хочешь, я вызову его?
— Он уехал. — Лия помолчала. — Так ты женат? Вдруг кто-то тоже перепутает, и напишет ей… нехорошо получится.
— Был женат. Она умерла.
— Прости. Соболезную.
— Не стоит. — Пожал плечами Рамон. — Грешно так говорить — но в конечном счете все обернулось к лучшему. Наверное, ей нужно было выйти замуж за того, кто бы смог оценить кротость и добронравие. И сделать ее счастливой, вместо того, чтобы тяготиться.
— Ты ее не любил?
— Любил? — он снова пожал плечами. — О любви поют трубадуры по замкам. В нее играют рыцари на турнирах. Яркая накидка, прикрывающая вожделение.
— Ты изменился…
— Прости. Не стоит говорить о таких вещах с девушкой.
— Ничего. — Лия покачала головой. — Солнце село. Поехали домой.
— Я сказал что-то не то?
— Нет. — Она тряхнула волосами и села на попавшуюся корягу, обуваясь. — Просто уже поздно и я устала. Поехали домой.
Глава 9
Эдгар так и не понял, с какой целью герцог переселил его во дворец. Наверное, дело было в соблюдении приличий — другого объяснения он не находил. Ученому предоставили покои, выделили слугу, и на этом внимание Авгульфа закончилось. Даже обещанная аудиенция ограничилась недолгой беседой, больше напоминающей допрос: где и чему учился, тема диссертации, рекомендательные письма (которыми, впрочем Эдгара снабдили загодя), и главное — понимает ли он, насколько серьезна задача? После того, как невеста герцога станет его женой, малейшая ее ошибка или даже то, что может быть просто истолковано как «неусердие в вере» бросит тень не только на нее саму, но и на учителя. И на мужа, у которого и без того нелады с представителями церкви. Те никак не могут понять, что не время объявлять войну за веру, сравнивая с землей храмы местных богов. У покоренного народа можно отнять многое — но забери у него идолов и он взбунтуется.
Эдгар слушал, кивал, отвечал на вопросы и ждал, когда это закончится. От герцога он вышел совершенно вымотанный — на экзаменах уставал куда меньше. Там хоть было известно, какого ответа ждут, а сейчас — поди пойми. Ученый в который раз повторил про себя, что если это благосклонность, то он не хотел бы знать, что такое опала.
К счастью, если не считать единственной беседы герцог не проявлял интерес к гостю, и тот оказался предоставлен сам себе. Впрочем, не совсем так. Рамон не пожелал оставлять брата в покое. Как и обещал, он затащил того к портному и этот визит стал сущим кошмаром. Ладно бы просто мерки сняли и отпустили — так нет же, пришлось выбирать из предложенных тканей. От разноцветных отрезов рябило в глазах, а когда дело дошло до обсуждения вышивок только нечеловеческое усилие позволило скрыть зевоту. Впрочем, Рамон заметил. А заметив, ткнул брата в бок и заявил, что по последней столичной моде кавалерам предписывается завивать волосы и бороду, так что нужно еще озаботиться щипцами для завивки. Что значит не носишь бороду? Надо отрастить. Представив, на что это будет похоже, и сколько времени займет Эдгар едва не взвыл. Выражение лица у него, видимо, стало весьма красноречивым, потому что брат рассмеялся. А потом, смилостивившись, сообщил, что здесь столичная мода понимания не нашла — воину приличествует скромность, а завиваются пусть дворцовые франты. Эдгар возблагодарил небеса за явленную милость и поплелся вслед за братом знакомиться с Хасаном.