Двунадесятые праздники и Святая Пасха

Захария, объятый духовным восторгом, ввел Ее во храм и не остановился там, где обыкновенно стоял народ, но повел Марию за первую и вторую завесу (Евр. 9, 3), в глубину внутреннего святилища, во Святое святых, куда лишь однажды в год, в день очищения, входил первосвященник с жертвенною кровию (ст. 7). На месте ветхозаветного ковчега является, по выражению Святой Церкви, «одушевленный кивот Божий»[67], «во Святое святых Святая и Непорочная Святым Духом вводится, сущи святейший храм Святаго Бога нашего»[68]. Такое необычное введение Девы во внутреннейшее святилище, как бы вопреки древнему закону, поразило недоумением всех зрителей, удивило самих Ангелов, которые, по выражению церковной песни, «вхождение Пречистыя зряще удивишася: како Дева со славою вниде во Святая святых»[69]. Они прозревали в настоящем событии дело Домостроительства Божия и, видя Святое святых лишенным ковчега завета, проразумевали, что настало время, когда закон сени должен уступить место самой истине (см.: Евр. 9, 1112; 10, 1), посему-то с благоговейным трепетом распростирали крыла свои уже не над ковчегом Ветхого Завета, не существовавшим во втором храме, а над новым одушевленным кивотом воплощающегося Сына Божия. «Писание мимотече, и оскуде закон, якоже сень, и благодати лучи возсияша, в храм Божий вшедшей Тебе, Дево, Мати чистая!»[70] – так изъясняет Святая Церковь смысл священного события[71].

Воспитание в священном месте для Пресвятой Девы было приготовлением к тому благодатному призванию, к которому Промысл Божий предызбрал Ее: «В Божественном храме, яко суща Божественный храм, от младенства чисте, со свещами светлыми отдана бывши, – поет Святая Церковь, – явилася еси приятелище неприступнаго и Божественного света»[72].

О беседе с Ангелами – см. канон Введению Пресвятой Богородицы (четвертый тропарь 4-й песни).

В распределении времени занятий Она следовала порядку, установленному при храме, и высокими душевными качествами, по свидетельству святого отца, превосходила всех Своих сверстниц, «представляя образец жизни лучшей и чистейшей в сравнении с прочими»[73]. В скором времени Она обучилась чтению, часто читала Священное Писание и размышляла о нем. Училась также и рукоделиям и Свое искусство впоследствии засвидетельствовала тем, что приготовила для Господа Иисуса Христа нешвенный хитон, истканный от верха до низа, который распинатели не решились раздирать на части, а предоставили тому, кому укажет жребий (см.: Ин. 19, 23–24). Естественный разум Богоотроковицы, образованный чтением Священного Писания, укрепленный молитвою и размышлением, был еще более просвещаем явлениями и беседою Ангелов. Среди этих бесед Она часто забывала о пище и принимала небесный хлеб от руки небожителей: «Святая святых сущи, Чистая, – поет Святая Церковь, – во храм святой возлюбила еси вселитися и со Ангелы, Дево, беседующи пребываеши, преславне с небесе хлеб приемлюще»[74].

Вскоре Пресвятая Дева лишилась Своих престарелых родителей и в ранних годах жизни Сама испытала горесть круглого сиротства. С утратою всего дорогого в жизни Она всею душою, всеми желаниями чистого сердца предалась Единому Богу, в Нем искала Себе отрады и утешения и, как бы соревнуя в чистоте Своим небесным собеседникам и в предведении великого назначения Своего, твердо решилась пребыть навсегда Девою и дала обет сохранить Свое девство до смерти. Торжественное введение

Ее в храм Господень, по толкованию Святой Церкви, было предобручением Богу Слову и уневещением Духу Святому благодатной Невесты Царя-Бога: «Емуже Слову Божию, яко храм избранный и всенепорочный, предобручилася еси Духом таинственно, обручена Богу и Отцу»[75], так что «обстоятельства уневещения Твоего ныне Духу Святому в доме Божием оказываются Божественными знамениями превышающего ум рождения Твоего, чистая Дева!»[76] «Невеста Царя-Бога! – взывает Святая Церковь, выражая мысль и цель священного события входа Богоотроковицы в храм. – Ты посвящаешься ныне в храме подзаконном – соблюдаться для Него, Всечистая!»[77]

В воспоминание Введения Пресвятой Богородицы в Иерусалимский храм учрежден Святой Церковью двунадесятый праздник с предпразднством с 20 ноября и попразднством до 25 ноября. На Востоке установление его относится к VIII веку, как видно из поучений на сей праздник, произнесенных Германом и Тарасием, Константинопольскими патриархами. В XII веке, при императоре Еммануиле Комнине, он уже был на Востоке известным праздником, а с Востока перешел на Запад. Каноны праздничной службы составлены Георгием Никомидийским и Василием Пагариотом, стихиры – тем же Георгием и Сергием Святоградцем.