Читаем Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке полностью

Моряков пороли в основном линьками кусками веревки с узелком на конце или морскими кошками — многохвостовыми плетками. Кроме того, их еще килевали — наказанного протаскивали на веревке под корпусом, точнее — килем, корабля, что продолжалось несколько минут и угрожало жизни истязуемого. Уильям Кокс писал, что плети икошки «суть многохвостые ремни с тою разницей, что кошки бывают на конце осмолены; кошка употребляется, главным образом, для наказания матросов; плетью наказывают за более легкие проступки. За маловажные проступки наказывают также батогами — это тонкие палки, которыми бьют по пятам» (391, 28). Действительно, другие источники эти сведения подтверждают, хотя разнятся в оценке числа хвостов у плети (два-три и больше) (728, 238, 263). Батоги — палки — считали самым легким наказанием, что отразилось в приговорах: «Бить батоги в кнута место» и в пословице: «Батоги — дерево Божье, терпеть можно». Как проводилась эта экзекуция, описывает в 1687 г. Шлейссингер: «Батоги даются таким образом: если кто-либо украдет нечто мелкое или совершит другой незначительный проступок, то его кладут на землю, после чего один слуга садится ему на шею, а другой — на ноги. И каково преступление, таково и количество ударов провинившемуся. Его бьют малыми прутьями по спине, затем переворачивают и бьют таким же образом по животу в соответствии с тем, что он заслужил. И иногда бьют так долго, что он умирает» (794, 120; см. 621, 117). Туже технику битья батогами описывает и полстолетия спустя Берхгольц, наблюдавший ее в Петербурге в 1722 г. Он уточняет, что преступника бьют по голой спине, что палки толщиной в палец и длиною в локоть и что еще двое ассистентов держат его врастяжку за руки (150-2, 216). Позже битье батогами упростили — наказываемого стали привязывать к «кобыле». Другое наказание батогами предназначалось для должников и недоимщиков на правеже. В этом случае батогами били по голым ногам — по икрам или пяткам. Для церковников (чтобы их не расстригать) использовали шелепы — толстый веревочный кнут. Наказание шелепами не считалось позорящим, не требовало расстрижения и являлось дисциплинарным наказанием духовных персон, так называемым, «усмирением». При этом такое усмирение было, по-видимому, тяжелым, если в приговоре дьякону Василию Иванову в 1719 г. наказание шелепами назначали «вместо кнута» (89, 789). Получается, что моряки и монахи имели свои особые орудия наказания.


Закон предусматривал и такую меру наказания, как членовредительство, т. е. отсечение иных, кроме головы, частей тела, что непосредственно не вело к смерти. Отсекали руки (до локтевого сустава), ноги (по колено), пальцы рук и ног. За более легкие преступления (или в милость) отрубали менее важные для владения руками пальцы, в других случаях отсекали все пальцы. В законодательстве второй половины XVII в. установлена некая «закономерность» в отношении членовредительства преступников по степени тяжести вины и развития рецидива. Самым легким считалось отсечение одного пальца на левой руке, самым тяжелым — отсечение правой руки и обеих ног. Впрочем, строгость следования законам была относительна. Правы те историки, которые пишут, что руки, ноги, пальцы, уши секли как придется, как вздумается исполнителям (см. 673, 134–138; 728, 203 и др.). Поэтому нужно считать милостью наказание для Александра Дубенского, которого в 1743 г. было решено, «по отрублении левой руки по кисть» послать на Камчатку «в работу», — власти, вероятно, полагали, что с отрубленной левой рукой еще можно принести пользу отечеству (89, 172). Впрочем, такое наказание упоминается редко. С началом петровских реформ стоящие у власти поняли, что преступники — лучшие работники многочисленных строек, и поэтому отсечение членов (в том числе пальцев), не позволявшее работать, фактически прекратилось. Ограничивались кнутованием, резали несчастным уши и рвали носы.


«Рвать ноздри и резать уши». С этой экзекуцией, уродующей человека, метящей его как преступника, не все ясно. В источниках постоянно встречаются пять глаголов, обозначающих эту экзекуцию: «пороти», «рвать», «вынимать» («выняв ноздри», «ноздри выняты»), «вырезать» и «резать». В допетровскую эпоху (см. Уложение 1649 г., глава 25) эта операция в основном называлась «Пороти ноздри и носы резати» (вариант «… у иных уши резали, иному ноздри пороли» (537-1, 541). Эго означало нанесение рваных ран при удалении специальными щипцами крыльев носа Позже эту операцию стали называть «рвание (вырывание) ноздрей». Так, в приговоре 1775 г. о казни сообщников Пугачева говорилось: «Вырвав ноздри…» (196, 195–196). Отсюда выражение, применявшееся к каторжникам, «рваные ноздри».

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное