Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке

Понять восторженную лапидарность Суворова можно: придворный или военный человек, чиновник или писатель, оторванный от столицы, был неизбежно обречен на деградацию и умирание. Сосланный хотя бы «за Можай», он утрачивал связи, любимое занятие, запивал, опускался. Впрочем, для иных преступников ссылка в «дальние деревни» могла казаться благом. Меншиков, прибывший в ноябре 1727 г. в Ранненбург, думал, что здесь он спокойно и закончит свои дни. Но жить спокойно ему не дали. В Ранненбург зачастили следователи, которые вели допросы по пунктам, составленным врагами светлейшего в Петербурге (494, 122–125). 5 января 1728 г. И.Н. Плещеев отобрал у Меншикова и его сына все ордена, описал и опечатал все драгоценности и личные вещи Меншиковых, а 9 февраля А.И. Остерман передал верховникам волю императора Петра II: «Его и.в. изволили о князе Меншикове разговаривать, чтоб его куда-нибудь послать, пожитки его взять». Вначале было решено вывезти Меншикова из Ранненбурга «в город, а именно на Вятку или в иной который отдаленный и содержать при нем караул не так великий» (633-79, 25). Но 27 марта 1728 г. последовал именной указ: «Послать, обобрав ею все пожитки, в Сибирь, в город Березов з женою, и с сыном, и з дочерьми. И дать ему из людей ею мужеска и женска пола десять человек ис подлых. И дать ему в приставы порутчика или подпорутчика от гвардии, который ныне тамо с Мельгуновым, которому в дорогу для провожания до Тобольска взять двадцать человек салдат…»(419, 101). В восьми верстах от Ранненбурга Меншикова и его родных остановили и обыскали. Все, что сочли «лишним», в том числе «чулки касторовые ношеные, два колпака бумажных», отобрали вместе с кошельком, в котором лежали 59 копеек — последнее достояние прежде богатейшего вельможи России (329, 249–251).

Н.Б. Долгорукая вспоминала, что семья Долгоруких приехала в пензенскую деревню, куда их сослали, но через три недели, «паче чаяния нашего, вдруг ужасное нечто нас постигло. Только мы отобедали — в эвтом селе дом был господской, и окна были на большую дорогу, взглянула я в окно, вижу пыль великую на дороге, видно издалека, что очень много едут и очень скоро бегут. Когда стали подъезжать, видно, что все телеги парами, позади коляска покоева. Все наши бросились смотреть, увидели, что прямо к нашему дому едут, в коляске офицер гвардии, а по телегам солдаты двадцать четыре человека. Тотчас мы узнали свою беду, что еще их злоба на нас не умаляетца, а больше умножаетца. Подумайте, что я тогда была, упала на стул, а как опомнилась, увидела полны хоромы солдат. Я уже ничево не знаю, что они объявили свекору, а только помню, что я ухватилась за своего мужа и не отпускаю от себя, боялась, чтоб меня с ним не разлучили. Великий плач сделался в доме нашем. Можно ли ту беду описать?». Долгорукая пишет далее, что офицер «объявил, что велено вас под жестоким караулом везти в дальний город, а куда — не велено сказывать. Однако свекор мой умилостивил офицера и привел его на жалость, [тот] сказал, что нас везут в остров (Березов стоял на острове между реками Сосьвой и Вогулкой. — Е.А.), который состоит от столицы 4 тысячи верст и больше, и там нас под жестким караулом содержать, к нам никого не допущать, ни нас никуда, кроме церкви [не выпускать], переписки ни с кем не иметь, бумаги и чернил нам не давать» (273, 63–69).

Свидание кн. Н. Долгорукой с мужем в Березове

Хотя преступников посылали и в самые разные места империи, ссылка в Сибирь была одной из самых распространенных форм наказания политических преступников. По сводным данным 1725–1761 гг., на долю отправленных в Сибирь приходится львиная доля всех ссыльных и каторжных (8–1, 150–267 об. См. Табл. 6 Приложения). Немало попадало в Сибирь и, по терминологии XIX в., «замечательных лиц». По спискам ссыльных в Сибирь можно составить представление обо всей политической истории России начиная с конца XVI в. Именно тогда в недавно основанный Пелым доставили первую партию ссыльных из Углича после гибели там царевича Дмитрия. Было несколько основных видов сибирской ссылки: назначение на должность в Сибири, запись в сибирские служилые, запись в посадские сибирских городов и запись «в пашню» («быть в вечном житье на пашне» — 195, 216).

Самой «мягкой» формой сибирской ссылки было назначение попавшего в опалу сановника на какой-нибудь административный пост в Сибири. Людей пониже рангом определяли в сибирскую службу. Указ об этом часто предоставлял решать судьбу ссыльного сибирским властям: «Послать его в Сибирь и велеть сибирскому губернатору определить его там в службу, в какую пристойно» (504, 114). Сосланных дворян записывали в сибирские служилые люди. Эго были преимущественно дети боярские. Они несли службу в острогах по всей Сибири. Естественно, что запись в сибирские служилые или в гарнизонные солдаты была резким служебным понижением для человека из столицы.