Дыханье ровного огня

Против бабушки Васька не возражал. Васька тоже любил бабушку, но по-своему, конечно. Он любил её так же, как любил всё остальное на свете — просто. Просто любил. Помочь, перенести, передвинуть… Короче — передвинуть шкаф. Истинно, и по-мужски.

А для тех, кого Васька любил, любит, или полюбит, Васька бы мог свободно передвинуть пару-другую высоких гор.

Девушки у Васьки не было. Если не считать школьных, и позабытых уже Любовей, то у Васьки не было вообще никого.

— Васька, ты когда уже женишься? — посмеивался над Васькой отец. — Хоть бы ты уже женился, да к тёще жить ушёл.

— А, избавиться хотите от меня? А вот и не выйдет! Моя невеста ещё не родилась, — отшучивался Васька.

— Ему надо в баскетбольную команду за невестой идти, — это уже Пашка кусал брата за больное место.

Но зря. Всё равно, Васькиной толстой шкуры прокусить было невозможно.

— Да нет, я лучше в синхронное плавание подамся.

— А почему в синхронное? — покупался Пашка.

— А чтобы мелкого, но много. Может, и брательнику чего-нибудь перепадёт. Тебе, Пашенька, тебе.

У Пашки тоже — туговато было с женским полом. На уровне «неясного томления духа», как выражалась бабушка Шура. И сколько надо было ещё томить его, этот дух… И в какой печи…

Роста Пашка был — чуть пониже брата, и худее его — ровно наполовину. Но Пашка же ещё рос!

И хороши же были оба брата, когда рядом стояли!

— Васька, убери с полу свою форму! Воняет! — это Пашка не выдерживает, и сдвигает Васькину форму ногой, с прохода.

Васькина форма, и правда, чистоты воздуху не добавляла.

— Не воняет, а в рабочем процессе сушки. Высохнет — уберу.

— Ты там, на тренировках своих, потеешь, как свинья! — выпаливает Пашка.

За такое можно было и схлопотать. Пашка это понял только тогда, когда уже сказал.

Да он и не говорил вовсе — оно само вылетело.

Но Ваську сложно было разозлить. Такие простые вещи его, как правило, не прошибали. Вообще, трудно было проследить за Васькиным мыслительным процессом.

Васька задумчиво посмотрел на Пашку и сказал тихим и спокойным своим баском:

— Свиньи не потеют. Свиньи — не потеют, браток.

Пашке стало стыдно. И он ретировался в комнату бабушки.

Войдя, он присел на стул, около небольшого письменного стола.

— Ба, а свиньи потеют? — глубокомысленно спросил он.

Бабушка немного знала своих внуков. Она отодвинула свою книгу и посмотрела на Пашку поверх очков, съехавших на нос:

— Ты знаешь, кто-то из мудрых сказал: «Есть такие вопросы, которые недостойны ответов».

— А… — многозначительно протянул Пашка.

Глава 5

Муж Антонины, и отец всех троих братьев, Василий Андреевич, был человеком скромным, но достойным. По его имен был назван Васька, а по имени его отца старший, Андрей.

Васька, вообще-то, нёс на себе двойную ношу. Рано умершего мужа бабы Шуры то же звали Василием.

Но Ваське это было по плечу. Василий Андреевич был когда-то инженером. Завод тогда процветал, были военные заказы. Трёхкомнатная, просторная квартира, в которой жила вся семья, была тоже получена от завода. Сюда, в ближнее Подмосковье, и забрал свою Антонину Василий. От матери забрал, из Москвы.

В Москве бабушка Пелагея, и совсем ещё молодая Шура, с двумя детьми — сыном Лёшкой и дочерью Антониной, жили в коммуналке. Правда, две комнаты занимали.

Лёшка в те времена в основном жил в общаге. Заканчивал институт народного хозяйства. А Тоня училась в своём пединституте, на дошкольно-педагогическом отделении, на втором курсе.

А как замуж пошла, как забеременела, так и перешла на заочный.

Вася-старший долго держался за свою инженерную должность. Даже когда начались перемены, и завод начало лихорадить.

В настоящее же время, уже года четыре, завод был практически закрыт, основные цеха были «законсервированы», а люди — кого сократили, а кто сам убежал. Вася был одним из последних, кто уходил сам. Когда уже деньги совсем платить перестали. Ушёл в маленькую частную контору, частную компанию, в которой нужна была ещё Васина инженерная мысль. А куда было ещё податься человеку предпенсионного возраста!

Заработок — иногда был неплохой, а когда заказов не было — то увы! Тогда и денег не было.

Василий Андреич и Тоня сидели на кухне. Тоня мыла посуду, после ужина. Андреич же сидел просто так.

Тоня, а как бы ты посмотрела на то, что я подрабатывать буду? — неожиданно спросил он.

— Где это? — Тоня-то знала, что по специальности трудно сейчас мужу работу найти. Почти невозможно.

— Тоня, но жить-то надо… Что же это мы, еле концы с концами сводим… Три мужика в доме, а заказов всё нет!

Тоня молчала. Она давно уже всё продумала и взвесила, но толкать мужа туда, куда он не хотел… Да пока он сам не созрел… Нет, не могла она.

— Не умираем же с голоду, — сказала Тоня.

— Не умираем… Да и не живём…

И Василий Андреич замолчал. Он взял сигарету из пачки и долго разминал её в пальцах, как будто это могло что-то изменить.

И в процессе курения, и вообще…

Вася-старший давно оплакал свой завод. Рана уже не кровоточила, а так — болела ноющей болью. Когда сильнее, когда слабее.