Дыханье ровного огня

— Да, хотела я тебе сказать… Мать-то совсем уже плоха… Я ей меняла повязки-то… так там такое воспаление вокруг кишки… И живот внизу — твёрдый, как камень.

У неё, наверное, опухоль разрастается. Я не могу представить, как ей больно…

— Да, мать у тебя — кремень. И ведь не жалуется!

— Не жалуется. И ест — совсем мало. Всё пюре, да всякую кашку жидкую. Да пьёт, — Тоня готова была заплакать.

— Тоня, ну не надо… Ты же знаешь всё, и она знает. И она готовится! Она ведь молится, Тоня.

— Да… Это же надо так — перед смертью стать верующей. Как будто Бог ей время на; это дал. И нас она зовёт, чтобы мы тоже поверили.

— Да как нам поверить во что-то ещё, на старости-то лет. Мы — уже верили один раз.

Василий Андреевич сокрушённо махнул рукой.

— Мы всю жизнь — в светлое будущее человечества верили. В коммунизм. А теперь вот — раз, и развалилось светлое будущее. Теперь, оказывается, капитализм, и снова — каждый за себя. А вот за всех — некому. Никого нет, чтобы за всех…

— А за всех — только Бог, — сказала Тоня. — Да так далеко до него…

— Я всё равно — понять не могу. Получается, что и Бога-то мы недостойны, так как мы все — в грехах своих сидим, по самые уши. Завязли, и вылезти не можем. Эх, хотел бы я разобраться в этом, да не получается у меня…

Василий Андреевич поставил пустую чашку на стол.

— Пусто у меня в голове, как вот в этой чашке, Тоня. — сказал он.

— У Пашки нашего получилось. Он верит, и в церковь ходит. И в воскресную школу. Тайком, чтобы Васька не смеялся.

Тоня отставила и свою чайную чашку. Мыть её — не было у неё сил, и она начала тяжело подниматься от стола.

Василий Андреич ещё сидел.

— Если верит — пусть верит. Что ж, это хорошо, если верит. Только чтобы не превратился в святошу, да не забыл бы, откуда он родом… чтобы презрения к людям не было в нём… — сказал Василий Андреевич. — А если истинно верит… Кто же против. Я ведь тоже верил, и знаю, что такое вера. И как больно, когда растоптана вера твоя… И ещё больнее, когда развенчана.

Василий Андреич встал и посмотрел в ночное небо. С высоты своего девятого этажа.

— Пусто в сердце, Тоня, — сказал он. — Как же пусто у меня в сердце, Тоня… И ничем не забить этой пустоты. Ни работой, ни даже детьми… Эх!

— Пошли спать, Вася, — сказала Антонина. — Утро вечера мудренее.

Глава 14

Было воскресенье. Пашка был в церкви, на службе. Антонина гуляла с Дашкой в садике. Василий Андреевич вышел вместе с женой, но долгой прогулки не выдержал и зарулил в магазинчик, с очередными ста рублями.

Васька был дома и чинил ножки дивана. До очередной тренировки было ещё часа два времени.

Бабушка тоже была дома. В последнее время выходила она редко. Лифт в доме барахлил, а спускаться и подниматься на девятый этаж — было ей не под силу.

Бабушка открыла окно в своей комнатке, чтобы её проветрить. Поэтому она перебралась в большую комнату, и наблюдала, как Васька борется с ножкой дивана.

— Чем-нибудь железным бы её укрепить, эту ножку, — сказала бабушка.

— По-моему, пора уже купить новый диван, — отозвался Васька.

— Чтобы было, что ломать.

— Ладно, ба. Ты мне лучше скажи вот о чём… Помнишь, мы с тобой о воинах говорили… О берсерках?

— Помню, конечно.

— Как же можно победить берсерка, ба? И можно ли вообще — его победить?

Можно, — ответила Ваське бабушка Шура. — Можно победить берсерка, Вася. Его можно победить — более сильным духом. И поскольку берсерк — существо, отданное дьяволу, то победить его можно — только с Божьей помощью. Ибо человек, сам по себе, слабее дьявола. И только Бог его сильнее. И человек — с Богом. С Духом Божьим в себе, если хочешь.

— Как, как? Повтори! Человек — слабее дьявола, а Бог — сильнее?

— Да. Сейчас, подожди… Я говорю это в первый раз… Можно победить, только имея в себе — Духа Святого. Ты знаешь, мне теперь стали понятны и Пересвет, и Ослябя. Почему они победили.

— Кто, кто?

— У тебя что, по истории — тоже плохая училка была? Как и по литературе?

— Что ты, ба, какая вообще история…

— Слушай, а как ты в институт поступил?

— Молча. Я в рэгби играл.

— Ясно.

И бабушка снова остановилась, и немного посидела, закрыв глаза.

— Пересвет и Ослябя — это были два монаха, два богатыря. Возможно, были они такими, как ты. Сергий Радонежский, русский святой, их благословил, и они победили богатыря татарского, Челибея ТамирМурзу. И был в нём дух, я думаю, не слабее, чем у берсерка. Пересвет вышел с ним на бой — не в латах, и не со щитом, о просто в одеянии монашеском. Это была Куликовская битва. Освобождение от татаро-монгольского ига. Слыхал?

— Ба…

— Но ты дальше слушай, я тебе уже скажу всё, до конца. Конечно, великий подвиг — победить врага в бою. Особенно когда это враг явный. Завоеватель, например, или грабитель. Но главная человеческая борьба, и главная победа — в другом.

— В чём?