И когда я спрашиваю себя — для чего я выжил, потеряв себя в окружающем мире, я сам отвечаю себе так: я выжил для того, чтобы не лезть на чужое место.
Моё место — здесь, у реки. Сейчас моё место здесь. Это БОГ поставил меня на это место, и я стою на нём.
Стою, как муравей, на тоненьких ножках, качаясь, и упиваясь радостью бытия. Ибо, если станут крепче мои ноги, стану крепче я сам — БОГ позволит мне вспомнить всё, и не умереть от того, что я вспомнил.
БОГ позволит мне вспомнить, и позволит мне остаться таким, каким он сделал меня сейчас.
И БОГ поставит меня на новое место, чтобы я стоял на нём, не имея иллюзий.
Вернее, чтобы я имел — как можно меньше иллюзий. И насчет себя, и насчет своего нового места...
Невозможно совсем не иметь иллюзий. Есть просто некий уровень их, этих иллюзий, который не следует переступать никому...
Я вспомню всё тогда, когда буду готов.
А мне хочется вспомнить? Или нет?
Честно? Хочется... Мне — хочется вспомнить, Господи! Мне немного страшновато...
СКАЖИ МНЕ, ГОСПОДИ...
КТО Я?
Вариации на тему бабочки,
стучащей по стеклу
Я — бабочка, бабочка, бабочка... Ах, устала, устала, устала... Я не могу, не могу, не могу... Я не могу вылететь на волю... Но ведь я её вижу, вижу, вижу... Там, за этой невозможной прозрачной стеной... За этой преградой...
Я вижу, вижу, вижу... Там небо... Там зелёные кусты... Там, там, там... Как я устала, устала, устала... Сейчас... Я наберусь сил... И снова попытаюсь...
Так, так, так... лапами, лапами, лапами... крыльями, крыльями, крыльями... Сейчас, сейчас, сейчас...
Нет... опять лапы не удержались... Опять я внизу, вниз, внизу... Но ведь мне надо туда...
Мне пора...Но как же я устала... Нет сил, нет сил, нет сил...
Сейчас, сейчас, сейчас... сейчас я попробую ещё раз...
Коричневая бабочка средней величины билась о стекло примерно в течение получаса. Она семенила своими лапками, быстро-быстро перебирала крыльями, и взбиралась по стеклу на самый верх, до самого края рамы.
Потом она срывалась вниз, какое-то короткое время сидела на раме, опустив крылья, и снова начинала всё сначала.
Тот, кто лежал на смятой, неопрятной постели, стоящей возле окна, уже проснулся. Он лежал почти без движения, и его заплывшие веки иногда приподнимались и снова опускались...
Лежащий попытался было натянуть одеяло на голову, но под натянутым одеялом было душно.
Приоткрыв глаза, он снова посмотрел на бабочку, бьющую крыльями о стекло.
Ой-ё... Сколько же она может тарабанить по стеклу... Разбудила меня, тварь... Неужели соображения у неё нет — вылететь в форточку...
Ой-ё... Что же это мне так плохо...
И пил-то вчера немного, вроде... Не больше, чем всегда... Но как мне плохо... Как плохо мне... Хоть кричи... У-у-у...
Лежащий на кровати издал нечленораздельный звук, похожий на мычание.
У-у-у... Что спрашиваешь, почему тебе плохо... что кочевряжишься-то, сам перед собой... знаешь ведь, почему так плохо-то...
У-у-у... Знаешь... Какого чёрта попёрся на эту вечеринку... ведь сам же их презираешь... А лебезил-то как перед ними, лебезил...
А чего лебезил-то... А чтобы должность получить, чтоб войти в их «круг»... чтоб своим стать... вернее, «ихним» уже стать, «ихним», до конца уже... До конца уже «ихним» стать...
И что... получилось у тебя... получилось, получилось... Сегодня уже явка к начальнику, в двенадцать ноль-ноль...
Пора вставать, бриться... Не могу...
Да сколько же ты можешь мне душу топтать... Ишь, крылышками бьёт... Дура... Выпустить тебя, что-ли... Или прихлопнуть уже совсем, чтоб не мучилась...
Лучше прихлопнуть... У-у-у... Как же мне плохо...
Лежащий тяжело перевернулся на бок. Он полежал немного на боку, откинул одеяло, и опустил ноги на пол. Потом он поднял своё тело и установил его в вертикальном положении, опираясь руками о подоконник.
Бабочка билась о стекло, повторяя подъёмы и падения с завидной периодичностью.
Лежащий, то есть уже — стоящий, занёс над ней свою руку, чтобы прихлопнуть её.
Рука его описала плавную дугу, и со всего размаху въехала в стекло
Раздался звон, капли крови из разрезанной руки брызнули на осколки, на подоконник, на пол.
Чудо... Чудо, чудо, чудо... Я видела, видела, видела... мелькнула тень... огромная тень... А потом прозрачная преграда раскололась, раскололась, раскололась...И вот я лечу, лечу, лечу... Небо... трава... кусты... цветы...
Кровь продолжала течь. Порез был достаточно глубоким. Один из осколков стекла впился стоящему прямо в босую ногу, войдя в неё, как острый нож.
Ну, хоть так... Пусть уж летит... Хоть так я ей помог... Хоть так...
Стоящий сначала как-то неловко присел, зажимая порез на руке, а потом откинулся на пол, на мгновение потеряв сознание.
Мне же надо к начальнику... X начальнику надо... К двенадцати ноль-ноль... Не иду, значит... Как трясёт на этих носилках... Интересно, рука-то сгибаться будет... и нога... связки-то порезал, или нет...
Вот ведь как... не вышло... К начальнику — не вышло пойти-то... Эх, жаль... Как же я теперь...
А может, и к лучшему... Чёрт с ним, с начальником... Пресмыкаться не надо... Унижаться...
***