Через несколько часов паралич полностью покинул волчье тело, но, искромсанное пулями, оно почти не слушалось меня. Но хотя бы жар спал. Получилось собрать мозги в кучу и начать хоть что-то соображать. Оглядевшись, насколько это было возможно, я обнаружил, что находился в небольшом помещении, от стен и потолка которого исходил металлический запах. Подо мной был бетонный пол с постеленной на него соломой. Воздух свеж, слышны звуки ночного леса, что означало, что я в лесу, но вдали от дома, где должно пахнуть гарью и не должно быть слышно звуков убитой тайги.
Приближался рассвет, и, когда вокруг чуть посерело, я увидел, что представляло собой помещение, где я находился. Это была клетка, очень прочная клетка, с толстой решёткой со всех сторон. Да! Кто бы это ни был, он хорошо подготовился! Из такой тюрьмы мне не выбраться, даже находясь в прекрасном здравии. Похоже, тот, кто меня захватил, не имел представления об истинной силе волков. Мы созданы бороться с кощеями, а не с железом и бетоном. Эта клетка подходила скорее для слона, но и неуклюжий слон вряд ли мог бы выбраться из неё.
Очень долго лежал на бетонном полу. Между жизнью и смертью. Силы медленно уходили из меня.
Пахло свежескошенной травой, земляникой, металлом и кровью. Невдалеке должно было находиться какое-то жильё, так как моё обоняние различало запахи домашней скотины, человека, дыма костра, и ко всем этим приятным запахам примешивался зловонный смрад нескольких кровососов, но не сильный, как если бы они побывали поблизости, но потом исчезли. С наступлением рассвета защебетали лесные птахи, травы умылись прохладной росой. На прутьях решётки выступили холодные капли.
Послышалось шумное дыхание, звуки тяжёлой поступи пожилого не совсем здорового человека, подволакивающего больную ногу. С трудом разлепив тяжёлые веки, разглядел седовласого древнего старика, наверное, сторожа. По округе распространялся только лишь его запах. Других людей здесь никогда не бывало. Дед был одет просто, по-деревенски. В руках нёс деревянную миску с каким-то дурно пахнущим варевом. Отперев в решётке маленькое окошко, он просунул миску в клетку со словами:
— На вот, похлебай немного. Эх! Какую животину замучили! Отличный экземпляр! Охотнички!
Он и не подозревал, что перед ним не животное.
Не было сил подняться.
Снова ночь. Яркие звёзды на чёрном небосклоне холодны и безжизненны. Звенящая тишина. Шум ветра в ветвях. Крик совы.
Я не ел и не пил. Жизнь уходила из меня по капле.
Снова ясный день. Тот же старик.
— Эх, чтоб тебя! Не притрагивался к еде! Так и издохнет! Надо хозяину звонить.
Старик вылил прямо на землю старое варево и налил в миску свежего, ничем от того не отличающегося, ни своим видом, ни запахом.
«Налил бы ты мне свежей водички, старик!»
Не догадался!
И снова ночь, и опять её сменил день. Слабость.
Ещё через день перед клеткой появился кощей. Высший. С ним несколько особей попроще. Я не открывал глаза. Мог только слышать.
— Что это с ним? Почему он так плохо выглядит? — свистящим голосом вопросил кощей.
— Много крови потерял, хозяин! — отвечает старый сторож. — В нём было восемь пуль, когда его доставили. Я их, конечно, вынул. Но он ничего не ест. Поэтому теряет силы.
— Кто тебе сказал, тупая скотина, что его бурдой надо кормить? Чтоб сегодня же дал ему мяса! Ясно? Если издохнет, с тебя шкуру спущу, так и знай!
Сторож тут же постарался — принёс баранью лопатку, сырую. Кровосос вырвал мясо из его рук и, просунув сквозь прутья клетки, бросил мне. Старик в это время налил чистой воды в миску и просунул в окошко. Я никак не отреагировал на эти действия.
После ухода посетителей, впервые поднялся, пошатываясь, подошёл к воде, напился. Тело почти не слушалось, хотя раны затянулись. Слабость. Перед глазами туман. Шерсть свалялась, в грязи, в засохшей крови. Надо было есть, чтоб восстановить силы, но принять еду из рук врага было равносильно подчинению. Лучше уж умереть с голоду.
На следующий день снова пришёл высший кровосос, уже один.
— Сначала я представлюсь, — сказал он голосом шипящим и свистящим, словно звук, который издаёт старая не смазанная телега. — Здесь меня все зовут хозяином, и люди, и вампиры. Но я признаю тебя как равного и позволяю называть по имени. Моё имя Август. Оно тебе ни о чём не говорит?
Я ни одним движением не дал понять, что слышу его, но кощей продолжал:
— Понимаю, ты гордый. Не хочешь со мной разговаривать.
"Если бы только представилась возможность, я бы тотчас разорвал тебя на куски, тварь"
— Знаешь, почему ты всё ещё жив? — продолжал кощей. — Почему я милостиво позволяю жить врагу, и даже признаю равным?
Видимо решив говорить с самим собой, вампир удовлетворённо кивнул.
— Дело в твоей матери. В том, кем она была.
С недавних пор я знал, что моя родная мать была вампиром, что во мне тоже есть спящие гены. Но я так же знал, что кощеев привлекало не это. Только лишь желание завладеть ключом, коим я и являлся.