Дыхание дьявола

Я крепче сжимаю бритву, подношу ее к лицу и быстро и жестоко режу по щеке, потом обратно, рассекая плоть дугообразными взмахами.

Позади нас что-то шевелится, сдвигает и перемешивает груду сломанных кровавых костей, собранных у наших ног. А где-то не очень далеко кто-то начинает кричать.

* * *

Раннее утро показалось мне подходящим временем для смерти.

В моей жизни бывали тяжелые времена, но самоубийство никогда не приходило мне в голову. И вот оно, прямо перед лицом. Сорок шесть лет на этой земле, и вот к чему все это привело. Все началось с унылого бормотания, на которое я не обращал внимания, но неизбежность этого постепенно набирала силу. Словно незнакомец, увиденный с большого расстояния, появляющийся над горизонтом, размытым жарой и пылью, он постепенно превращался в нечто осязаемое, узнаваемое и полностью осознаваемое. Я уже не мог отмахнуться от него, как от концептуальных измышлений эмоционально истощенного ума, и в отличие от прежних времен, когда я мог часами обсуждать все "за" и "против", а потом в конце концов отбросить все это как нелепость, чем больше я думал об этом, тем больше смысла в этом появлялось. Альтернатива - продолжать жить, как раньше, - казалась бессмысленной, хотя инстинктивное желание все еще оставалось. Какая-то первобытная часть меня все еще боролась за выживание, цепляясь за скрытую потребность дать этому отпор, как врагу. Это наводило меня на мысль, что, возможно, в глубине души я флиртую с концепцией смерти, а не с ее реальностью. Но смерть не была концептуальной. Не было ничего более буквального.

Ранее тем утром, страдая от одного из худших похмелий в моей жизни, я стоял перед зеркалом над раковиной в ванной, чистил зубы и смотрел в свои собственные темные глаза, словно надеясь на избавление. Странно, но за последние несколько месяцев я видел такое же отчаяние в тихие минуты, и оно тоже оставалось без ответа. Тогда я точно понял, что помилования не будет. Спасения не будет, а значит, не будет и побега, и вместе с этим странным прозрением пришло принятие и покой, которых я раньше не чувствовал. Я отпраздновал это событие глотком листерина.

Все в порядке, сказал я себе. Просто покончи с этим.

Время пришло. Я не понимал, откуда я это знаю, но я знал, и с жутким и неожиданным спокойствием навел порядок в своем маленьком домике, затем вымыл посуду и убрал ее, аккуратно сложив каждую в шкаф. Закончив, я принял душ, побрился, причесался и оделся в черные чиносы, черные туфли и черную рубашку. В конце концов, я собирался на похороны, так что вполне мог одеться соответствующе.

Я уже решил не писать записку. Тому, что я собирался сделать, не было разумного объяснения, и никакое цветистое прощальное письмо этого не изменит.

К тому же кто его вообще прочтет - парамедик, полицейские, может, хозяин квартиры? Вместо этого я опустился на стул за двухместным кухонным столом и задумался о том, что когда я был ребенком, я и представить себе не мог, что однажды буду сидеть за этим столом всего в нескольких мгновениях от того, чтобы покончить с собой. Я попытался вызвать приятные воспоминания, но они не шли на встречу, поэтому через минуту-другую я поднялся со стула, прошел в ванную и достал с края раковины бритву. Я положил ее туда раньше, чтобы не искать ее, когда придет время. Мельком взглянув на себя в зеркало, я понял, что вижу свое отражение в последний раз.

Я глубоко заглянул в собственные глаза, как мне показалось, очень долго, затем заставил себя вернуться на кухню и снова сел за стол. Поначалу я подумывал о том, чтобы принять таблетки - у меня все еще оставался почти полный флакон сильных обезболивающих, которые я выпил, когда несколько месяцев назад повредил спину на работе, - но передозировка часто не помогала. Я слышал слишком много историй о людях, проглотивших кучу таблеток и оставшихся в живых. В шкафу в спальне у меня лежали дробовик и пистолет, и хотя застрелиться было, пожалуй, лучшим вариантом - быстро, легко и окончательно, - существовал и небольшой, но вполне реальный риск не закончить дело как следует. Достаточно было дернуться в последнюю секунду, и я мог оказаться не мертвым, а искалеченным овощем. Единственный способ сделать это наверняка - вскрыть себе вены. Я бы быстро и глубоко перерезал себе запястья и просто истек кровью. Я потеряю так много крови и так быстро, что к тому времени, как это случится, я уже буду в отключке, куда бы, черт возьми, я ни отправился. Конечно, это было неприятно и поначалу болезненно, но в то же время это было так близко к безотказности, как только я мог получить.