- Да не очень-то и кормили, - снова пошел в наступление Апейка. Чувствовал: не угов-аривать надо, а наступать твердо. - Нечем особенно хвалиться. И раньше - не густо.
А теперь, когда заводов столько строится, когда города растут, - и совсем на голодный паек посадили б!
Бородатый глянул из-под телячьей шапки:
- Посмотрим, как вас колхозы накормят!
Апейка словно ожидал этого:
- Вот именно - смотреть будете! Другие будут пахать, сеять, биться, подымая хозяйство в селах, а вы - смотреть! - Он сказал тому, что в телячьей шапке: - Сами удираете, да еще за собой людей тянете!
- Никого я не тяну! Я отщил, может, еще пятерых! Если б я хотел, дак полсела, может, пошло б!
Его товарищи кивали: правду говорят, сами пошли, и другие просились.
- Не одни мы, - как бы повинился сидевший на сундучке. - Думаете, тут, на вокзале, мало таких? Половина, может, а то и больше. Все смотрят, куда бы деться...
- Нет, не все. На виду всегда то, что поверху плывет.
Будет кому и пахать, и сеять, хлеб делать. Кормить - в том числе и вас.
Апейка видел: не хотели уже смотреть на него. Были как чужие. Бородатый не скрывал озлобленности: еще один указчик нашелся! Но Апейка не жалел: была уверенность, что правильно так строго повел речь. И их нечего хвалить. Хоть он понимает и справедливость и боль их, кого глупость какого-то Ярощука выгнала из родных дворов. Глупость Ярощука да свой страх... Пускай знают, что есть и другая, большая правда...
Однако надо и к ним справедливым быть. Есть у них своя правда, есть. И нечего скрывать это. Да и разве уж так упреки нужны им теперь: совет, трезвый, разумный, - вот что им нужно прежде всего!..
- Не повезло вам, - сказал он мягче, как бы одумавшись. Они уловили в его тоне сочувствие, посмотрели на него недоверчиво, испытующе. - Не повезло. С Ярощуком.
Все трое промолчали, но Апейка заметил: это - понравилось. Вновь как бы стали ближе. Только тот, в телячьей шапке, поглядывал недоверчиво.
- Ярощук, может быть, ваша правда, дурак... - Апейка задумался. Начал рассуждать вслух: - Только ж тут и так можно рассудить: Ярощук - то Ярощук. Ярощук - сбоку припека... Да и то, конечно, правда: недолгий гость... Не сам убежит - так выгонят. Раскусят, что за птица, - метлой выметут! - Заметил у бородатого сомнение, возразил твердо: - Выгонят! Раньше или позже - выгонят!
- В том и дело, что, может, и погонят - да поздно!
- Поздно не будет! - Апейка говорил уверенно, как бы все знал заранее, наперед. Знал: только так сможет переубедить, если вообще сможет переубедить. - Но не в том соль... Ярощук - Ярощуком, а колхоз - колхозом. - Словно, подтверждая, что сказал очень важное и со всей -ответственностью, глянул уверенно, с достоинством: знает цену тому, что говорит. Не на ветер бросает. - Колхоз, чего б там ни накрутил Ярощук, сам по себе дело надежное! Вот что главное!.. Неясное еще для многих, новое, но - надежное.
Разумное. И свое возьмет!.. - Спокойно, уверенно предупредил: - Так что и это имейте в виду: как бы не пожалели потом о себе...
Завязался спор о колхозах, привычный спор для Апейки, который столько раз вел дома и который довелось снова вести здесь, на пересадке. Апейка не мог бы сказать с уверенностью, что убедил их во всем, но задуматься заново, это он видел, заставил... Как и прежде, стоял на пути, тревожил всех троих Ярощук... "Тут же, хоть бы и хотел вернуться, дак с Ярощуком как жить!"
- Если буду видеть кого из ваших руководителей, скажу о нем...
- Уберут одного - другого пришлют! - не обрадовался бородатый.
- Нет, пусть скажет. Может, что и людское выйдет... - возразил тот, что сидел на сундучке. - Скажи. Или напиши...
- Скажу.
Разговор кончился. Трое молчали. Апейка почувствовал:
молчали потому, что он уже был лишний тут. Хотели о чемто посоветоваться между собой. А может, это только показалось, может, им про то не хотелось ни говорить, ни думать.
Сказал, что хочет спать, что не спал ночью. Откинулся на спинку дивана, склонил голову. Услышал: они стали уходить.
Хотел заснуть. А сна не было.
2
Подошел парень, покрикивая; худой, черный, носатый, с кожаной сумкой на животе, начал продавать газеты, книги.
Апейка взял газету, почти безразлично попросил показать книги; начал перебирать и неожиданно наткнулся на знакомый портрет на обложке: "Алесь Маевый. Весенние паруса".