Дыхание грозы (Полесская хроника - 2)

Апейка не сразу нашел то единственное кирпичное здание в два этажа, где у самой железной дороги теснился пока университет. Стены здания снаружи были когда-то -лобелены, теперь дождь смыл побелку, ветер налепил угольной гари да пыли, здание выглядело так неприглядно, что Апейка и не подумал бы, что здесь может быть университет! К тому же и добраться до него было не просто: всё вокруг огородили, можно было пройти только по узкому коридору меж заборами, со стороны железной дороги. К счастью, когда он разыскивал университет, ему встретилась студентка, приветливая, русая девушка, в кожушке и в платке, очень похожая на своих юровичских ровесниц. Девушка в кожушке и довела Апейку до университета; приветливая, стеснительная, с покрасневшим на холоде острым носиком, сказала, где может быть секретарь комсомольской ячейки, торопливо замелькала подшитыми валенками по лестнице на второй этаж. Апейка осмотрелся: здесь, где ходили молодые парни и девчата с книгами, где со всех сторон смотрели то расписания занятий, то стенгазета "За большевистские знания", то объявления о собраниях, о вечерах, его как-то особенно растревожило сожаление, что не пришлось самому побыть студентом. "Не потолкаешься никогда в студенческой гурьбе... Ни забот, ни радостей этих не узнаешь уже... Окопы, да госпитали, да газета под сельсоветской коптилкой - все твое студенчество...

Поспешил родиться - будешь век неучем. Всю жизнь... - Апейка сдержал себя:

- Ничего, старик. Другие поучатся.

Умей радоваться за других. Смена какая идет, видишь - красивая, культурная!"

В комнате, которую ему показала девушка, было двое студентов. Один черненький, плечистый, в затасканной, но какой-то особенной вельветовой куртке; другой - русый, с милым по-детски хохолком, в сатиновой синей рубашке и пиджачке. Русый, с вихорком, ответив на приветствие, вежливо попросил Апейку подождать минутку: вот только закончит разговор с товарищем. Рассуждали о спектаклях: для чего-то выбирали спектакль; сразу, как условились, черненький распрощался, весело, лихо стукнул дверью, и русый вопросительно посмотрел на Апейку. Это и был секретарь ячейки.

Когда Апейка назвал себя, свою должность, он доброжелательно подал руку, от души пожал Апейкину. Пожатие было сильным, чувствовалось, что руке этой приходилось трудиться.

Было и во взгляде его очень светлых, будто прозрачных глаз что-то очень хорошее, дружелюбное; и по разговору, и по манере держаться чувствовалось, что парень простой, искренний. Это впечатление дополняло то, что воротник косоворотки был расстегнут; как бы показывал: вся душа нараспашку.

- У меня к вам важное дело, - сказал, предупреждая, Апейка.

- Без важного дела вы, наверно, не зашли бы сюда. - улыбнулся добродушно парень. Он как бы давал понять, что готов помочь всем, чем может.

- Я хочу узнать, что на самом деле было с... - Апейка на мгновение запнулся: как лучше назвать, - с Алесем Маевым? Вы, конечно, знаете его и его поступок?

- Знаю... - Апейка заметил, как в прозрачных глазах появилось что-то сдержанное, настороженное. Парень будто ушел в себя. Спросил: - Вы кто ему?

- Я учил его...

Парень не понял:

- Как учили?

- Учил в школе. Учителем был его...

- А-а... - Внимательные глаза смотрели, ждали еще чего-то.

- Первые стихи читал. И потом следил по возможности.

Больше - по газетам... - Апейка объяснял спокойно, мягко, как старший товарищ.

Парень удивленно молчал. Был уже хмурый, очень серьезный, как бы не хотел начинать или не знал, с чего начать.

- Так что же было на самом деле?

- Что ж, расскажу, - сказал парень вдруг деловито. - Только - коротко.

Здесь одно дело как раз ждет. Расскажу главное... Это неприятная история. Нелриятная для всей ячейки, для всего университета... В этом и наша вина, комсомольской ячейки, не отказываюсь. Проморгали, выпустили из виду. Комсомольца, товарища отдали, можно сказать, сами в чужие руки. Сами не вели воспитательной работы, те и воспитали. Воспитали по своему образу и подобию. Для нас это большой урок - и на сегодняшний день и на завтрашний... - Апейка и по пути сюда и начиная разговор еще надеялся на лучшее, на то, что все окажется если н"е совсем благополучным, то, во всяком случае, не таким плохим, чтобы беспокоиться зачсудьбу Алеся, - и вот с каждым словом парня видел, что произошло самое худшее. - Парень был наш, - били Апейку слова сожаления. - Был наш. - "Почему "был"

наш?" - отозвалось в Апейке несогласием, но он сдержал себя. - Мы верили ему. Надеялись на него, как на комсомольца, товарища! А вот, проморгали, и бывший товарищ откололся.

Откололся, а затем покатился вниз. Докатился до того, что стал прислужником нацдемов! Прислужником врага!..

- Вы убеждены в этом? - сдерживаясь, сказал Апейка.

Секретарь комсомольской ячейки глянул на него, будто не понимая.

- Я не верю этому, - как можно спокойнее, но твердо, убежденно заявил Апейка. - Не верю, что он стал прислужником врагов.

Парень немного растерялся от решительного тона Апеики. Чистый лоб его порозовел от смущения.