Он был весь перед Апейкой: со своей обидой, со своими раздумьями, своими убеждениями. Было в нем что-то очень юное, почти детское, беспомощное: в том, как он говорил, с какой обидой, - и было вместе с тем что-то не по возрасту зрелое, взрослое: в том, как он рассуждал. Апейка с удивлением замечал, что, пусть хотя бы в том, что он говорил, Алесь знает не меньше, а больше него, немолодого уже человека. От этого у Апейки было двойственное отношение к Алесю: и как бы отца и - товарища. И двойственность была еще бттого, что чувствовал: парень не виноват, что все то, что написано, - клевета. И Апейка рад -был этому: не ошибся в нем! Но одновременно была еще и боль: что на хорошего советского парня возвели такую напраслину и обошлись с ним так жестоко и несправедливо.
Что Апейка мог сказать ему? Иван Анисимович чувствовал, как тяжело говорить, находить нужные мысли и слова.
Он не хотел задевать обиду парня, и без того наболевшую; оттого, что было по-отцовски жаль его и тревожило, как бы все случившееся не сб41ло парня с пути, - хотелось успокоить:
чтоб смотрел вокруг без отчаяния. Чтоб видел, как все в жизни их сложно...
- Вся беда в том, что не так просто выявить, кто враг, а кто не виновен, - сказал он мягко. - Сам знаешь, обстановка какая!
Это Алеся не только не успокоило, а распалило еще больше.
- Так не надо сразу вешать ярлыки! И не надо кричать на человека, когда он хочет доказать, что не виноват!.. - Губы его по-детски задрожали. Защищаться вот тяжело, а обвинять - легко!.. Теперь же тот, кто обвиняет, часто выглядит как герой! И чем злее кричит, тем больше герой!
Что Апейка мог возразить на это? Невольно вспомнил Галенчика, его угрозы на собрании...
- Ничего, эти, как ты говоришь, герои скоро сломают себе голову! Это герои на минуту! Пока шумно!..
Алесь не ответил: был, видно, не согласен. Апейка вспомнил, что чистка Гартного в Наркомпросе шла четыре дня и что там несколько человек выступили в защиту его.
- Выступали, - сразу невесело отозвался Алесь. - Попробовали защитить. Так что ж вышло? Что потом написали, как представили это! "Организованная вылазка распоясавшейся национал-демократии!", "Беспощадно ударить по наглой вылазке!", "Выступление в поддержку Гартного (Жилуновича) - это образование правой фракции!", "На беспощадную борьбу с нацдемократией помощником мирового социал-фашизма!" ...То ни за что навесили ярлык националиста, то уже готовы объявить ни мало ни много - фашистом!
И заодно - людей, которые сказали, что это неправда! Что он при всех своих грехах - советский человек, большевик!..
И где сказали - на открытом партийном собрании!
Алесь, как бы что-то вдруг вспомнив, стал быстро копаться в бумагах. Дрожащими от волнения пальцами вытащил листок, исписанный его почерком. Прерывающимся голосом заговорил:
- У нас некоторым стоило бы напомнить, что говорил о таких вещах Ленин, - каждый день напоминать! - Он стал читать выразительно, торжественно: "Точные факты, бесспорные факты, - вот что особенно... необходимо... если хотеть серьезно разобраться в сложном и трудном вопросе..."
Вот что говорил Ленин! Будто специально для таких деятелей! - Он с уважением разгладил бумажку, вдруг снова задумался; на чистом юношеском лице опять появилась озабоченность. Сказал тревожно: - Прямо страх берет как легко теперь некоторые вешают людям всякие ярлыки. Скажет - враг, приспешник фашизма, - и ему хоть бы что! То-- му, кто хочет заступиться за невиновного, могут так дать, что не рад будет! А того, кто ни за что обзовет врагом нашего же человека, чуть не хвалят!
- Когда течет река, несет она и пену, - сказал рассудительно Апейка. И грязь тоже несет. И гнилье. Всякое встречается в ней, сам знаешь... Апейка стал рассказывать ему о своей чистке, о Галенчике, о Белом, о Березовском, о Гайлисе. Алесь слушал его молча и словно невнимательно, думая о чем-то своем. Еще до того, как Апейка кончил, за окном проплыла хозяйка: платок, плечи. Стукнула дверь, сначала в сенях, потом в доме.
Алесь заговорил так, будто думал вслух:
- Кто-то говорил: самое важное - поставить вовремя точку. Это правильно. Самое важное всегда - чувство меры.
Любое разумное дело можно довести до абсурда. До преступления даже... Особенно в такое время, когда все в завтрашнем дне...
Хозяйка принесла, поставила еще четвертинку водки, капусты и хлеба. Апейка сказал, что пить больше не будет; упрекнул Алеся за то, что пьет. Тот ответил нарочито беззаботно:
- Это не часто.
Они еще много говорили, но больше уже о родных местах, знакомых людях, вспоминали встречи, пережитое. Меж этими воспоминаниями Апейка по-отцовски посоветовал написать матери и сестре - успокоить их. О чем ни шла речь, жило в Апейке, не оставляло его беспокойство за судьбу Алеся: подсказал ему - написать заявление в ЦК комсомола, попросить пересмотреть его историю.
- Я написал...
- Не ответили еще?
- Нет...