А он с малых лет некрепкий здоровьем, вечно недоедал. А тут еще до науки такой падкий, иссушал все голову...
- Ничего, Марья Матвеевна. Вылечится. В Минске доктора хорошие. Первого сорта специалисты. Больницы хорошие, под хорошим присмотром будет. Вылечится, не горюйте до поры. Только вот поддержите питанием пока. Берегите - человеком большим становится. Гордиться сыном своим можете.
Алесь пропахивал картошку. Вскоре уже сидели вдвоем на обмежке; видел его исхудалое, почти без загара лицо, узкие и острые белые плечи, домотканые, коротковатые уже штаны с заплатами на коленях, белые, с налипшей землей ноги. Он был голый до пояса, ясно выделялись ребра под белой кожей, было видно, какой он худой и чахлый.
Сестра, водившая коня, только на минутку приблизилась, поздоровалась и снова направилась к коню - пасла его в отдалении. И сидели и говорили на обмежке вдвоем.
- Почему не зашел, когда ехал сюда? - упрекнул его дружески.
- Я заходил. Вас не было. "В районе", - сказали...
- Передал бы или записку оставил бы что приехал. На родине ..
- Мало у вас хлопот без меня! Я думал было черкнуть два слова, а потом решил - не надо...
- Скажи - поленился. На первый раз даю выговор. В другой раз, если такое повторится, будет хуже. Запомни...
Он улыбнулся:
- Запомню.
- Надолго сюда?
- На месяц.
- Больше надо. На вольном воздухе надо побыть. Оюродом попользоваться. Зеленью свежей.
- В редакции просили. В газету я устроился. Работать надо. Летом разъезжаются все. Из-за этого, главным образом, и взяли меня. Ну, и когда подработать, как не летом!
- А что с легкими?
Он поморщился, не хотелось говорить.
- Нашли что-то. Затемнение верхушки справа. Диссеминация - есть такой научный термин. Смертельной опасности нет, сказали. Но - будто надо лечение. Хорошее питание, хорошая комната, здоровый режим... - В голосе его слышалась ирония.
- Алесь, отчаиваться не надо. Но и посмеиваться тоже ни к чему... Твое здоровье не одному тебе нужно... - Уловив ироническую улыбку, не дал возразить ему: - Будь благоразумным! .. Пишешь тут?
- Мало. Лодырничаю без стыда. Гуляю, смотрю...
- Гуляй. Отдохни. Стихи - потом. Сами на бумагу бежать будут... Кстати, загорать тебе, кажется, пока не следует... Что в городе?
- Занимался много, экзамены. Так не очень и видел .. - Погасил улыбку, озабоченно умолк. - Неспокойно в городе.
Погань разная голову подымает. Всякая грязь на поверхность всплывает... Ну, и дураков немало, что только грязь и видят всюду. Не верят, что люди могут быть и чистыми!.. - Он вдруг тряхнул головой: - А ну их в болото!.. - Обвел блестящим взглядом поле, лес вдали. Счастливый, зажмурил глаза, запрокинул голову, шумно, во все легкие, вздохнул: - Воздух у нас!
Лесом и лугом даже в поле пахнет!.. И вообще - рай тут! В Минске все время в суете. А тут - тишь!
Думай, сколько влезет!
С особой жалостью вспоминались потом белые острые плечи, ребра под белой, не тронутой загаром кожей. С тревогой вспоминалось ироническое: есть такой научный термин - диссеминация!; потом от врача он узнал, что значит этот научный термин, написал Алесю в университет письмо и просил и приказывал беречь свое здоровье, серьезно отнестись к болезни. Тогда беспокоило его больше всего здоровье Алеся.
Отсюда он, Апейка, ждал беды. И вот - на тебе!.. С особым, тревожным значением вспомнил он снова то, что Алесь говорил о "грязи", о "дураках", которые не верят, что есть "чистые". Вспомнил не вообще как опасное явление, а как беду, что имеет непосредственное отношение к парню.
В кабинете стало темнее, а он все сидел на столе, перебирал все в памяти, старался разрешить неожиданную, непонятную ему загадку. "Выдумка, клевета!" - приходило снова упорное, самое простое. "Наплел какой-то дурак - и пошло!
А там - и напечатали!.." Мысль такая приходила Апейке главным образом потому, что ему хотелось, чтоб было это, самое безопасное для Алеся, и потому, что она больше отвечала всему, что он знал о парне. Однако трезвые рассуждения разрушали это доброе, желанное: "Так просто и напечатали бы! Все же там близко было, под боком у газеты. Все видно.
Проверили, согласовали. Да и - читал ведь - обсудили на комсомольском собрании. Коллективное мнение!" Это заводило в тупик. Та же самая трезвость говорила, что, как бы там ни было, хотя и обсудили, хотя и напечатали, все это - неправда. "А ячейка не могла ошибиться? Ячейка молодые, горячие парни и девчата, которые так легко поддаются настроению. Бывают случаи - и взрослым не хватает трезвости.
Взрослым - более спокойным, опытным. А здесь ведь - молодые, горячие..."
Что б ни случилось, Апейка был убежден в одном: "Не может быть! Не может быть того, что написали! Неправда!"
Но убежденность эта все же не успокаивала: что ни думай, а, судя по статье и собранию, что-то ведь было там; какая-то, пусть и иная, чем в статье накручено, причина была всему!