Дыхание мегаполиса

— Арсений Анатольевич, — также спокойно продолжил Владимиров, — я прошу вас только не покидать пределов Москвы. Это и в ваших интересах, и в интересах следствия. Если же вы хотите написать явку с повинной или предоставить иные пока неизвестные сведения о произошедшем — пожалуйста.

— Нечего мне с вами разговаривать, я уже все сказал, — проворчал Майский, — могу идти?

И собеседник Владимира, бросив на майора презрительный взгляд, вышел из кабинета.

После его ухода Дмитрий невольно вдохнул. В целом он располагал определенным фактическим материалом, чтобы применить к Майскому более суровые меры, но был связан в этом деле «по руками и ногам». Больше всего майор опасался того, что дело завязнет именно на этом этапе. Майский пойдет в «несознанку», будет отрицать свою вину, а новых доказательств его причастности к преступлению найти не удастся. Будет исчерпан двухмесячных срок предварительного следствия, а существенных улик получить он не сможет.

И что тогда?

Владимиров понимал, что ничего хорошего его лично в данном случае не ждет.

Глава 5. Вокруг да около

— Вы полагаете, что явки с повинной от Майского не будет?

— Да, думаю, что он сам ни в чем не признается, да и давить на него опасно, — отозвался Владимиров на вопрос начальника, — в ходе опроса я не смог найти подтверждения, что именно подозреваемый совершил это преступление. Да, в последнее время у него были сложные отношения с женой, были обиды, но все-таки полагаю, что для такого преступления Майский «жидковат что ли». Этот человек обладает завышенной самооценкой, обидчивостью, мстительностью, он готов обвинять других в собственных неудачах, но при этом он неплохо умеет контролировать свое эмоциональное состояние и несколько труслив. Он не психопат. Убить и расчленить труп — это не его стиль поведения. Хотя, повторюсь, это лишь мои предположения.

— А следы Кручевской нигде найдены не были?

— Телефон ее отключен, никакими документами она не пользовалась, то есть нигде никаких следов — я проверял.

— Трудное дело, — покачал головой начальник, — ничем серьезным нам пока этого Майского не прижать. А доказательства нужно найти бесспорные. А вам придется их искать.

В течение следующей недели Владимиров вызывал Майского два раза в отделение полиции. Однако из их бесед ничего путного не выходило. Видимо, проконсультировавшись с кем-то о том, как вести себя со следователем, Майский сознательно провоцировал Владимирова на гнев и агрессию. При этом подозреваемый ничего противозаконного не делал и не говорил, однако вел себя как матерый двоечник в кабинете директора школы.

Об этом деле уже начали потихоньку писать либеральные прозападные СМИ, указывая, что на бездействие российского правосудия и повышенное внимание к фигуре мужа Кручевской, который известен своей активной политической позицией. Таким образом уже готовилась почва для того взрыва, который произойдет, если Майский будет объявлен подозреваемым. Вероятно поэтому, собеседник майора вел себя так, как будто он уже готовился сорвать определенный куш из роли «невинного страдальца».

Владимиров изо всех сил старался, чтобы их беседы строились вокруг пропавшей супруги и не имели отношения к непосредственной деятельности оппозиционера. Однако Майский, наоборот, всеми силами старался свести все ответы именно к политическому вектору и ему это в целом удавалось. Он много и пафосно говорил о возможном Майдане в Москве.

— Вы еще узнаете нашу силу, видели, как народ восстал против власти в Киеве, а ведь там зима была, холод, и люди все равно боролись и победили, и мы победим.

— Разве это была победа? — не выдержав, возразил Владимиров. — Это привело к разрухе, гражданской войне, потере территорий!

— Да потому что Россия проявила агрессию, — чуть ли не закричал Майский. — Кто нас просил вмешиваться? Наши вояки столько крови пролили, что вовек не отмыться! Украинцы же нас теперь ненавидят, готовы убивать и нас, и наших детей. Уже пора НАТОвские войска вводить, пусть лучше они шагают по Красной площади, народу простому тогда легче жить станет!

Владимиров силой воли заставил себя сдержаться. В эту секунду ему захотелось просто проехаться кулаком по лицу человека, который сидел и ухмылялся напротив него. Тема Украины и ее настоящего состояния была вообще глубокой душевной раной для Дмитрия. Сам себя он по праву считал русским украинцем и не мог примириться с тем, что сделали из родной для него страны те самые реформаторы, которые с конца 80-х годов сознательно разрушали вековые связи двух братских народов. Но майор понимал, что не должен показать Майскому свое особое отношение к «украинскому вопросу», потому что его боль была его слабостью, мишенью, в которую противник мог бить сколько угодно по своему усмотрению. Поэтому он не вступил в дискуссию, переведя их диалог в другую плоскость.