Дыхание осени 2 (СИ)

Собственно, разговор мы начали, паузу сбили, а с ней и довольство с сытых аристократических лиц. Свекровь прижимает к груди собачку, словно мы на нее посягаем. Собачка, дрожа, пытается спрятаться под широкополую шляпу. Свекор, не изменяя себе, спокойно цедит коньяк.

— Ну, кто здесь у нас? — Яр приподнимает подбородок дрожащей собачки и та под его пристальным взглядом принимается заунывно скулить. — Как зовут эту мелочь? Доллар? Цент? Может, Пятак?

— Бетельгейзе! — гордо представляет свекровь.

— Вводишь новую моду, — говорит мне Яр, и отодвигает галантно широкое кресло.

— Мог и бы притвориться, что не заметил! — возмущается свекровь. — Злата же промолчала!

Да, но, честно говоря, едва удержалась: как-то не так я представляла себе сверхгигансткую звезду красного цвета…

— Ну, привет, — начинает светские реверансы Яр, а я пока осматриваюсь по сторонам. Не то, чтобы готовлю пути к отступлению, просто никогда не была в комнате VIP шикарного ресторана, а есть или пить все равно не собираюсь.

Обстановка располагает к тому, чтобы расслабиться и потратиться. Диван, на котором восседают и полулежат мои бывшие родственники, два кресла в тон для нас с Яром, яркая люстра как солнце — и формой, и размером, только что не обжигает, небольшой круглый стол с кружевной скатертью ручной работы, заставленный так, что не удивительно, почему у него искривленные ножки.

Двое напротив, не считая собаки.

Мы рядом.

Яр перекидывается пустыми фразами, я молча смотрю на свекра — он так спокоен и, кажется, всем доволен, в том числе и собой, и своими поступками. Тихоня, внутри которого гниль и буйство. Он чем-то похож на меня. Он — да. Больше, чем остальные. Я тоже молчу, держу все в себе, предпочитаю жить тихо, но если копнуть поглубже…

Перед глазами мелькает картинка, как я поднимаюсь, вышагиваю к дивану, на котором он разлегся хозяином жизни, и плебейски плюю ему в рожу. И дергаю с силой за переливающийся серебром галстук. И да — как же без этого — давлю каблуком на туфли из крокодила, расплющивая хрупкие пальцы, наслаждаясь хрустом и криком…

О, да…

И взгляд мужчины меняется, затуманившись — становится таким беззащитным, просящим. Он что-то мне говорит, а я продолжаю подтягивать к себе галстук. Я даже согласна съесть этот кусок ношеной ткани — только бы он не поднялся больше с дивана. Никогда. Только бы он ушел вместо меня к мертвым. Без права возврата. Без права прощения.

— Злата, — отвлекает от приятных видений Яр, — ты хочешь о чем-то спросить моего отца?

— А ты с ним наговорился?

— Я сказал, что больше не хочу его видеть, но он может общаться с Егором. Я сказал ему все, что хотел.

— А он что ответил? — игнорируя недовольство свекра и закипающую свекровь, я общаюсь только с их сыном.

— Он зациклился. Пытается доказать, что ты мне не пара.

— Он прав?

— Он ошибается, но мне все равно. Он больше не посмеет вмешаться.

— Почему?

— Потому что он ошибается. Потому что ты — моя пара. — Яр целует мою правую руку по пальчикам, языком облизывает желтый бриллиант в кольце, мне становится жарко, и я незаметно расстегиваю одну пуговичку на платье.

А тишина вдруг взрывается.

Свекровь ахает и бросает от неожиданности на пол свою звезду. Та пытается запрыгнуть ей на руку или хотя бы покорить неприступный диван, но пока у нее получается только делать затяжки на телесных колготках и тявкать. Свекор давится коньяком и роняет бокал на белоснежную скатерть чьей-то долгой работы.

— Ты… — приподнимается, тычет в меня по-деревенски пальцем и захлебывается слюной. — Ты…

Никогда не думала, что именно так ведут себя аристократы, и замечательно, что я не голубых кровей.

— Ты хоть понимаешь, что ты надела?! Ты соображаешь?!

Нет, я тоже думаю, что платье слишком обтягивает, но по сравнению с его галстуком, подкравшимся к кадыку на шее, оно безвольно болтается. Каблуки немного высоковаты, но это моя проблема, они, по крайней мере, не гоняют ветер, как шляпа у некоторых. А клатч — здесь уж не придерешься — клатч безупречен!

— Это же целое состояние! — задыхается свекор, пытаясь по новой налить коньяка.

Такое ощущение, что он дурно спал. С тех пор, как мы с Яром переступили порог этой комнаты, я переодеваться не бегала, а верещит он так, будто только меня рассмотрел. Интересно, что его так задело? Платье куплено за деньги Яра и оно вполне себе дорогое, но вряд ли состояние миллионеров можно оценить в одно черное платье и красные ботильоны. Или все дело в расстегнутой верхней пуговичке?

На его глазах расстегиваю вторую, и он давится новым возгласом:

— Это… невозможно!

Это он еще моей шубы не видел. Эх, зря сдали ее в гардероб, зря! Сейчас бы он точно увидел ее и, захлебнувшись, умер, а я…

Нет, все-таки мы не похожи с ним… Не похожи… Я не хочу довести его до могилы — меня бы больше устроило, чтобы он жил, но мучился, чтобы хоть отдаленно прошел через то, через что прошла я, чтобы он понял…

— Сними немедленно! Яр, пусть она снимет! Это непозволительно!

— Прямо здесь? — уточняю. — При вас?

— Да! — гремит мужчина стаканом о столик. — Да! Я требую!