Обернувшись, вижу девушку, которая спешно идет ко мне. Лицо кажется смутно знакомым, но не могу вспомнить, где виделись, пока она не подходит совсем близко; в пуховиках все на одну фигуру.
— Не узнаете? — улыбается приветливо и совершенно не стыдно признаться, что да, не узнаю. — Светлана, медсестра, помните, вы огрели зав. больницы скоросшивателем, когда он… — замечает в салоне авто мальчика и замолкает.
Ну да, при детях лучше не говорить о притязаниях мужланов.
— Светлана, — вспоминаю я, — да, точно.
— Я теперь здесь работаю, — кивает на больницу. — А вы? Что…
— Я здесь лежала, — натянуто улыбаюсь, — потеряла ребенка.
— Ох, мне так жаль!
И пусть мне не нужны ее сожаления, они кажутся искренними. Мы обе думаем, как лучше расстаться. Она пытается найти слова, извиняясь за бестактность, я пытаюсь отговориться, что все нормально и потихоньку, слыша громкий шепоток медсестер, закипаю. Они обсуждают пуховик этой девушки, клюют, как всех новеньких и не стервозных, они говорят, что она так же страшна, как и бедна, и мне хочется чем-то бросить в них. Лучше грязью, после дождя она славно прилипнет к их черноротым лицам.
Чтобы унять злость, отворачиваюсь и…
Нет, мне только кажется, что я вижу машину Яра, потому что таких множество, красный цвет один из самых распространенных, а "Ягуар" это или нет, я не различаю.
Светлана замолкает, уверена, пересуды медсестер ей тоже слышны прекрасно.
— Извините, — неловко пятится. — Извините, Злата, что я…
— Подождите, — хватаю ее за руку. — Можете дать свой телефон еще раз? Потому что столько всего случилось, и я не знаю, где номер, что вы мне записывали.
Она с радостью распахивает огромную сумку на все случаи жизни, выуживает из нее потрепанный блокнотик, ручку, оставляет свои координаты. Пытаюсь дать ей свой номер, но она говорит, что мой у нее есть и машет неопределенно рукой. Я понимаю без слов: она не будет звонить мне, а мне почему-то не хочется ее отпускать. Но ей пора, это нам, безработным, можно праздно разгуливать по городу.
Кстати, город…
Проводив фигурку девушки взглядом, задираю голову вверх и ловлю открытым ртом пахнущую дымом морось. Хорошо. Так хорошо, как будто жива. Ну что же, значит, попробуем.
Сажусь в машину, и мы оставляем за спиной, надеюсь, не просто больничные стены и часть меня, но все мое прошлое. Смотрю на город через окно и вдруг мелькает мысль: а если бы я не приехала? Что было бы, если бы не приехала сюда? И стоит ли город жертвы в виде моего ребенка?
Случайно в зеркало улавливаю красную машину. Не разбираюсь в них, но сердце бьется как ненормальное: мне кажется, машина Яра, мне кажется, он едет за мной… а что если он хочет вернуть меня?! Почти панически вцепляюсь в сумочку, оглядываюсь.
— Что? — спрашивает Егор.
— Машина, — говорю я.
Но мы как раз на перекрестке уходим влево, а красная машина проносится прямо, и обернувшись, Егор не видит ничего подозрительного. Да и я успокаиваюсь. Вдох-выдох, вдох-выдох. Макар заботливо подает мне воду и взгляд его спокоен, как у удава, а я накручиваю себя, мне кажется, я вижу упрек, мол, и ты еще собиралась тягаться с Самарским?!
Я отворачиваюсь, смотрю бездумно в окно, дыхание выравнивается, мы почти подъезжаем к моему новому дому, когда Макар говорит:
— Тебе придется с ним увидеться.
И город перед глазами сливается в одну серую массу.
— Ты будешь не одна, встреча с адвокатами, — утешает, как может.
— И со мной! — выкрикивает Егорка.
— Скажи, когда будешь готова.
Я нервно сглатываю. Я думала, денежный вопрос уладят без меня адвокаты, я думала… А, впрочем, как же я планировала мстить, не мелькая у супруга перед глазами? Часть плана, что задумала, как раз таки с этим и связана. Мне страшно, я боюсь, что не выдержу, и хорошо, что первая встреча у нас будет среди людей. Он не посмеет ко мне прикоснуться, и я не сломаюсь.
— Завтра? — не хочу оттягивать неизбежное. — Завтра получится устроить встречу?
— Я поговорю с адвокатами, — кивает Макар.
— А кто предупредит… Яра?
— Они и предупредят.
Выходим из машины. Егор осматривает с заметным любопытством двор, а я, случайно бросив взгляд назад, замечаю красную машину у крайнего подъезда. Но… нет, успокаиваюсь, нет, она здесь стояла еще до нашего приезда.
— Ну как тебе? — беру Егора под локоть.
— Деревьев много, дышать есть чем, — одобряет дворик.
Квартиру осматривает с не меньшим энтузиазмом, но ничего не говорит. Я останавливаюсь в дверях комнаты.
— Твоя. Мне — зал. Договорились?
Мгновенно расцветает улыбкой.
— Моя? Серьезно?
— Так радуешься, будто у тебя никогда не было своей комнаты.
— Была. Под крышей. Как у Карлсона. Я занял ту, что никому не была нужна, а здесь ты отдаешь мне ту, что и тебе хотелось бы занять.
— Люблю побольше пространства, — отмахиваюсь.
— Ты врешь.
— Да, — соглашаюсь, — вру.
Он обнимает меня, прижимается крепко, обдавая горячим дыханием, и думается с удивлением: да какая разница, где жить? Можно и в коридоре. Главное — кто с тобой рядом.
— Слушай, — осеняет меня, — а ты на чем в больницу приехал?
— На брате.
— То есть… тебя привез он?
— Да прям! Машина привезла! — дурачится дальше.
— Красная?