С утра Алекиан снова заводил беседы с Коклосом, потом жара брала свое, и оба умолкали... В конечно счете разговоры сводились к тому, что Коклос нехотя признавал: этот поход оказался удачным, а император, в свою очередь, соглашался с тем, что смерть Когера освободила его, Алекиана, от странной и тягостной зависимости, выпустила из плена душу. Словом, все закончилось достаточно хорошо - мятежный Сантлак повержен, энмарцам открыт новый путь в империю, а оба они - Алекиан с Коклосом - живы, и могут беседовать о том и о сем как в старые добрые времена. Империя переживет нынешний год, не рухнет под ударами, которые ссыплются со всех сторон.
Чем ближе к ванетской границе, тем богаче делались поселения, тем выше стены молчаливых замков, тем оживленней дорога. Сюда уже рисковали изредка заходить торговцы с той стороны кордона, а местные сеньоры кичились теми ценностями, что получили в наследство от предков, успевших пограбить ванетские земли в прежние времена.
- Эта земля уже отдаленно напоминает имперскую территорию, - признался Коклос, - а здешние жители уже отдаленно напоминают людей. Помнишь, как я сказал, что по мере углубления в Сантлак растет бедность?
- Да, - Алекиан кивнул, - ты еще сулил мне замки под соломенной кровлей.
- И не отказываюсь. Просто мы недостаточно углубились в эти дикие просторы. Наверняка дальше были бы и с соломенной. Но я не советую тебе возвращаться, чтобы проверить мои слова.
- Ты рассуждаешь не так, как подобает великому герою! - притворно возмутился Алекиан. - Разве тебе не хочется еще подвигов?
- Представь себе, нет! Да и тебе не хочется, я знаю. Вот скоро прибудем в Трингвер, тамошний аббат закатит угощение, ты вспомнишь, каково это: быть императором среди верных слуг. И в будущем году наконец-то похода не будет, ты останешься дома, будешь наслаждаться покоем и любовью подданных. Не забудь поблагодарить меня, если бы не я, ты казнил бы вдесятеро больше народу, и некому было бы любить великого императора. А так у нас еще осталось немножко подходящих для этой цели лизоблюдов. Эх, Валлахал... какие там были закоулочки, темные коридорчики и тесные чуланчики! Ей-ей, прекраснейшее местечко в Мире, вот возвратимся туда и... но сперва - Трингвер и этот подобострастный аббат. Он начнет докладывать тебе о вестях, дошедших в эту глухомань со всех концов, славить твое величие, превозносить успех нынешней кампании... еще бы, ведь обитель блаженного Ридвина славно обогатилась... Трингвер, Тирингвер... скорей бы прибыть туда!
Рано или поздно всему приходит срок, и армия Алекиана наконец-то доползла к Трингверу. Когда император со свитой приблизился к городу, там ударили в колокола. Звонили в монастыре - аббат в самом деле готовил торжественную встречу. Авангард имперцев уже находился внутри стен, о прибытии Алекиана было известно.
При звуках колокола Алекиан вскинул голову - его успело разморить от жары, и он едва не дремал в седле.
- О, я вижу, ты приободрился, - не преминул съязвить Коклос. - Почуял волну лести, которая вскипает в душах добрых горожан, а? Сейчас она хлынет на нас и поглотит твое величество с головой.
Ворота Трингвера были распахнуты настежь, справа и слева выстроились солдаты гарнизона в начищенных кольчугах, подле них - пропыленные воины авангарда. Из ворот выступила процессия, во главе которой торжественно вышагивал престарелый аббат. За ним валила толпа клириков - монахи обители блеженного Ридвина, священники из городской церкви, странствующие братья, которые всегда в немалом числе стекались в обитель... За этой толпой гилфинговых слуг терялись городские старшины и купцы. Святой круг на груди аббата был серебряным, а цепь украшали самоцветы.
- Ого, как сияет наш старичок! - восхитился Коклос. - Особенно хорош ошейник.
Эту тираду шут проговорил вполголоса. Кто знает, как изменившийся Алекиан воспримет шутку на людях? Разумней не проверять, насколько далеко теперь простерлись границы его терпения. Император спешился и приблизился к настоятелю. Тот торжественно приветствовал императора и поздравил с благополучным возвращением.
- К нам уже донеслась весть, что успех сопутствовал правому, и враг повержен непобедимой десницей вашего императорского величества! - торжественно произнес аббат.
- Милостью Гилфинговой, - отозвался Алекиан.
Коклос тоже слез с лошади и тихонько придвинулся к императору.
- Ну вот, - буркнул карлик, - сейчас его священство объяснит нам, что лишь твой поход спас империю. И что теперь все будет процветать и колоситься...
- И тем более отрадно было нам слушать о победе императора, - продолжал тем временем аббат, - что отовсюду доносятся слухи об утратах и потерях, о бедствиях и недобре!
- Какие слухи? - насторожился Алекиан. - Мы долго были лишены новостей.
- О, Пресветлый, - аббат даже пристукнул посохом, так что взлетело облачко дорожной пыли, - неужто мне выпало оказаться вестником несчастья? Увы!