Дыхание песков

— Вы будете делать все, как я скажу, и не вздумайте ребячиться! — Дон Рауль внимательным взглядом окинул освещенные солнцем, мягкие светлые завитки обрамлявшие ее головку, пристально рассматривая каждую черточку лица и особенно — изящно изогнутые, чувственные губы. — Здешние мужчины, привыкшие видеть черноволосых девушек с оливковой кожей, найдут вас очень необычной, и мне вовсе не улыбается, чтобы по всей medina [15], вас сопровождали зеваки, желающие поглазеть на воспитанницу принцессы Ямилы, которая гуляет по городу как обычная туристка.

— Вы говорите так, словно я и в самом деле — воспитанница вашей бабушки. Хотя на самом деле это — всего лишь роль, и к тому же не очень приятная.

— Тем не менее, не успели вы перешагнуть порог этого дома, как по всему городу, словно на крыльях, пронесся слух, что я привез с собой ту девушку, о которой, по всеобщему мнению, давно мечтал. Большинство мужчин в наших краях женятся очень рано, и теперь здесь ждут моей свадьбы. Игра уже началась, chica, и вам следует вести ее по моим правилам.

— Носить чадру, должно быть, ужасно неприятно!

— Это всего лишь маска из шифона, с жемчужинками по краям, — губы дона Рауля тронула слабая улыбка. — Она помогает сохранить таинственность и загадочность, манит и завлекает, так что многие женщины Востока носят ее даже с удовольствием.

— Но я буду чувствовать себя рабыней!

— Страшнее этого, конечно, ничего быть не может, — съязвил он. — А вот и Хуссейн, он несет нам еду. Уверен, вы проголодались.

Столик, который Хуссейн накрыл для них, стоял в тени стены. Здесь росли ароматные мальвы. Жанна узнала их распускавшиеся утром венчики, но даже знакомые цветы выглядели странно в этом экзотическом месте и не придали ей бодрости. Девушку не оставляли опасения, что дон Рауль заставит ее подчиняться своим желаниям и теперь, согласившись играть роль воспитанницы принцессы, она больше не будет принадлежать себе.

Однако, при всех тревогах, она не могла не отдать должное чудесной еде. Крупные ломти янтарно-желтой дыни, с тающей во рту сладостно-прохладной мякотью. Свежевыпеченные кукурузные лепешки, на которых плавились кусочки сливочного масла. Рассыпчатый плов с нежнейшим цыпленком, приготовленный особым образом, с изюмом, луком и мелкорублеными баклажанами. И на десерт — пышно взбитый крем, окончательно покоривший Жанну. Просто нельзя было не улыбнуться человеку, устроившему этот пир, привыкшему, что такое великолепие окружает его с детства.

— Интересно, что же скрывается за вашей улыбкой? — дон Рауль с наслаждением надкусил брызнувшую соком ягоду инжира.

Однако на сей раз Жанна не собиралась открывать свои мысли. Ими, по крайней мере, он не мог командовать.

— Я представила, как упивалась бы Милдред живописностью вашего мавританского сада, сеньор. И какой сюжет для очередного романа сразу созрел бы в ее голове.

— Держу пари, это была бы романтическая любовная история.

Она ответила холодным взглядом, не давая втянуть себя в разговор, полный опасных подводных камней. Не в первый уже раз Жанна замечала в черных глазах испанца какой-то беспокойный блеск, словно, заинтригованный этой девушкой, у которой ни разу в жизни не было любовного приключения, он решил проверить, как она отреагирует, если совершить прямую атаку на ее чувства.

— Еда была великолепна, дон Рауль.

— Я заметил, она доставила вам удовольствие, мисс Смит, — он искоса взглянул на Жанну. — Вообще-то, глядя на вас, можно подумать, что всю жизнь вы питались только диким медом. Хорошо ли вас кормили в приюте?

У Жанны вырвался слабый смешок.

— Должно быть, вам, сеньор, я кажусь ужасно костлявой. Судя по рассказам испанцы предпочитают пышнотелых черноволосых женщин.

— У любого правила есть исключения, — парировал он. — Что касается Хойосы, то кто-то из моих друзей-мавров предложил откармливать ее сластями и пирожными с кремом, как они делают у себя в гаремах с недостаточно аппетитными наложницами, — хитро блеснув глазами испанец подтолкнул к Жанне блюдо с орехами и финиками, которое им принесли вместе с кофе. — Не хотите ли сладкого, chica?

— Разве вы больше араб, чем европеец? — она взяла финик и надкусила. — Я начинаю думать именно так.

— А разве вы больше женщина, чем святая? Я начинаю бояться.

— Вам трудно понять, что я играю несвойственную мне роль. Тут все такое чужое. Вот вы смеетесь надо мной, а мне, действительно, стоит больших усилий держаться так, словно меня всю жизнь баловали и исполняли каждую мою прихоть. — Губы Жанны дрогнули, она поспешила перевести взгляд на бабочку, трепещущую над цветами дыни. Напуганная юная девушка, не знающая, как себя вести с опытным темпераментным мужчиной, она робела и терялась, такая же уязвимая, как бабочка, зацепившаяся крылышком за лепесток.

— Неужели вам нисколько не забавно играть роль чьей-то возлюбленной? — последовал насмешливый вопрос. — Но тогда вас должны страшить всякие перемены к лучшему в вашей судьбе.

— От хорошего потом очень трудно отвыкать, дон Рауль.